Том 9. Учитель музыки - [24]

Мерлин или этот аксидан оживили Борщка – и Борщок заговорил о каком-то знакомом плонжере, перебившем в ресторане за мойкой посуды три дюжины севрских сервизов – «прямо с выставки старинного фарфора»! и о каком-то шассёре, сбежавшем из отеля – «на побегушках спятил»!

Стали высвобаживаться и подыматься. И тут кто за Корнетовым – в его «инструментальную», кто переменил место и положение, а кое-кто из оставшихся за «неуместностью» в инструментальной проникли в «бутылочную».

Я вышел за Корнетовым. Эта комната куда меньше – и много места занимают книги. Всех интересовали пилы и самовар.

Самовар – «дачный», летом вся подмосковная – Кусково, Царицыно, Останкино, Воробьевы горы. Сокольники – такие, прямо на травке ставят, и не углем, а на еловых шишках, дух хорош! – без крышки и деревянных шишечек, за что браться, и требует основательной полудки: новосельный дар Балдахала, неоднократно жаловавшегося на обузу – ни стола нет, ни ткнешь никуда, живет в отеле. Но что самовар!

– Вот посмотрите, – сказал Корнетов, показывая на книгу, – мой рассказ перевели на китайский!

И все мы заглянули в эту странную книгу – книга иллюстрированная. И хотя картинки не совсем подходили к рассказу: «пора цветения вишен», «девочки переносят через реку еще меньших у себя на закорках», «главная улица в… Шанхае»? – но кто же из нас понимает по-китайски!

– Извините, – прощалась барышня в шапочке, ей надо торопиться в Кламар, – я сегодня читала рассказ Корнетенки, ведь это тоже ваш, чудесно!

– И мы тоже, – прощались «Птицы» – две барышни с красными перышками: им завтра с утра на работу.

Корнетов сиял от счастья.

* * *

После – окурки – и под столом и в пепельницах (устричных раковинах) и на блюдечках – курятник!

Корнетов раскрыл окно и с нетерпением принялся развязывать сверток у калош – «счастье». Но это не так-то просто – крепко и основательно и в скольких газетах! – наконец добрался.

У него даже сердце упало: зеленые слоны! Слонов он никак не ожидал. Он был уверен, что там что-нибудь по хозяйству: кокот или кастрюли или электрический утюг. И что ему с этими слонами? Поставить на стол – весь стол займут, сунуть куда в угол – не подходит: слон не табуретка. Только что освободился от вещей, а они опять!

В прихожей, загораживая уборную, громоздкая, тяжелющая вешалка, по тонкости домовых стен никакой гвоздь не выдержит – Бауткин принес – в крайнем случае ее можно в камин. А на столе самовар – а и самовар можно – да тем же «птицам» подарить на их новоселье: им пригодится – смотри, «Россия»! И на столе же около иллюстрированного японского календаря («перевод на китайский»!) фарфоровые головастики – подставки для ножей, шесть штук – принес африканский доктор – ну, эти головастики хоть места не занимают и можно по одиночке гостям по карманам рассовать. Но слоны – хоботы не спрячешь, выпираются, да и нет больше гоголевских карманов, вмещающих арбуз.

Корнетов не перенес слонов в комнату, оставил на полу в прихожей. Закрыл окно, а уборку на завтра. Стеля сомье, он заметил, что лоскуты, прикрепленные кнопками к стене, изображавшие спинку дивана, отпали и пришлось ползать по полу, кнопки искать. И сколько ни шарил – и за сомье, и по углам, и под столом – не иначе, как вошли в кого-нибудь! – ни одной не было.

И только уверившись, что кнопки разошлись по Парижу, лег.

Долго не мог он приладиться – слоны из прихожей перешли в комнату и, подымая и опуская хоботы, отгоняли сон. Кукушка прокуковала час-два и три – не уходили слоны. Вся комната была ими заставлена, зелеными, зелеными хоботами наставлялись они на Корнетова – «не гони нас, Александр Александрович, мы принесем тебе счастье!» – и, обвиваясь вокруг шеи, душили. И не было никакой надежды прогнать слонов, И вдруг осенило, как тогда с демонстрацией пылесоса: «ma tante» (заложить).

– – – – – – – – – –

Трудное дело упаковка, а когда вещи с хоботом – это уже замысловатая работа. Выпираются из газеты, ну, что хочешь. Знай Корнетов что до здешнего Credit Municipal ближе ему, чем до «Шкалика» за папиросами, нечего было бы и мудровать, а ведь он по привычке собирался, не ближний путь, на рю де-Рен!

Ветер-холод-дождик – только слоны выгнали его на улицу! С чемоданом – другого нет способа – примостился он в автобусе, хорошо еще, что пустили. А что если слонов не примут?

В ломбард поспел первым – только что кончился обеденный перерыв – народу никого. И это хорошо. Только бы приняли! А не легко слоны вынулись – это все хоботы! – не один, вдвоем потащили слонов разбирать. Чемодан не закрыл, ждет, могут вернуть. Какая это будет канитель назад тащить.

– – – приняли! вот и номерок.

Закрыл чемодан и только что присел на лавку, кричат:

– 50.

И головой, и руками, и по-русски, и по-французски: «согласен». Слоны приносят счастье: вот не думал – 50. Конечно, согласен!

Выучил свой номерок. Тут и народ стал подходить: несут и такое, куда слоны – нечего было и беспокоиться, слоны не салфетки! Все принимают. Выкликали номера тех, кто позже пришел, несколько раз подымался на чужой – как все иностранцы. Корнетов путал цифры, говоря, и когда говорят. Не могли же там перерешить? а перепутать возможно! – и он подошел, чтобы справиться, не прослышался ли? и услышал свой №.