Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877 - [189]

не есть художественная или беллетристическая истина» (там же). К истолкованию слова «памфлет» и указанию памфлетных выпадов в романе Анненков, по просьбе Тургенева, вернулся в письме от 16(28) ноября 1876 г. К числу подобных памфлетных выпадов Анненков отнес слова «клеврет ренегата», заметив, что «за этим восклицанием есть целая нерассказанная история, а без такой истории оно становится эхом партии, камнем, поднятым на улице и брошенным в середину искуснейшей сети рассказа». Не понравилось критику также «определение» Калломейцева в Министерство народного просвещения. По словам Анненкова, «нет никакой надобности специализировать место успокоения Калломейцева», так как «с известным содержанием» все министерства «должны быть равны в России», «все стоят друг друга». По поводу фразы Соломина: «Шкуру дерут с нашего брата!» — Анненков заметил: «Пусть все другие революционеры делают какие угодно гиперболы, но Соломину, кажется, не следовало бы. Человек он точный, вполне зрячий и хорошо знает, что дело не в дранье шкур, а в том, что стыдно жить в настоящих наших порядках» (там же). Среди других «памфлетических мелочей» Анненков назвал также сравнение Маркелова с Иоанном Предтечей, наевшимся акрид, фразу дьякона о поздних родах Анны, сравнение критика Скоропихина с бутылкой кислых щей, пение Агремантского с пением леща с кашей.

Тургенев учел большую часть замечаний Анненкова, внеся исправления в беловой автограф и корректуру «Вестника Европы». Так, следуя совету Анненкова сделать из Маркелова «универсального неудачника», он вписал на полях белового автографа следующую фразу: «Ему <Маркелову> вообще не везло — никогда и ни в чем; в корпусе он носил название „неудачника“» (с. 194). Тургенев убрал из текста романа фразы дьякона об Анне и Соломина «Шкуру дерут с нашего брата» и устранил некоторые «памфлетические мелочи»: выражение «клеврет ренегата» заменил словами «прирожденный клеврет», «Министерство просвещения» — «одним из министерств», однако сохранил сравнение Скоропихина с бутылкой кислых щей, пение Агремантского с пением леща с кашей.

Наиболее значительное изменение текста романа, сделанное Тургеневым по совету Анненкова, — изъятие из речи Паклина в заключительной главе романа суждений о том, куда ведут Россию Соломины. Об изменении, внесенном Тургеневым в конец романа, можно было судить прежде лишь по письму Анненкова к Тургеневу от 9 ноября н. ст. 1876 г. Черновой автограф, сохранивший в первоначальном виде главу XXXVIII, позволяет выяснить, насколько был прав Анненков в своем истолковании речи Паклина и каковы были мотивы, побудившие Тургенева согласиться на исключение этого куска из романа.

По словам Анненкова, речь Паклина в заключительной главе романа «не верна и обидна по своей неверности», а ее основная мысль близка к высказыванию реакционного французского писателя и государственного деятеля Жозефа де Местра (1754–1821)[76], «который на запрос министра Разумовского, что он думает о плане основать Лицей, отвечал, что Россия никогда не будет иметь ни ученых, ни художников, ни влияния на образованность и должна ограничиться тем, чем ограничивался Рим, столь же мало способный к интеллектуальной жизни, как и она, то есть добиваться чести быть крепким и могущественным государством, основанным на религии и императорской власти <…> Это ли последнее слово романа?» (Лит Мысль, вып. 1, с. 198).

Противник абсолютизма, сторонник буржуазно-демократических реформ в России в европейском духе, Анненков выразил опасение, что речь Паклина будет превратно истолкована как отрицание необходимости для русского общества «когда-либо видеть императора не русского пошиба, а человеческого, конституционного, смягченного, просвещенного» (там же). Анненков упорно настаивал на изменении этой речи: «…найдите заключение, которое было бы достойно основной идеи романа — вот и всё. А основная идея его ясна — всё это дикое, неумелое, почти позорное брожение есть результат невозможности существовать с абсолютизмом. Народ еще не чувствует этой невозможности, а образованный класс, начиная с гимназиста и семинариста, уже страдает акутным[77] абсолютизмом, вошедшим внутрь. От этого противоречия и весь кавардак» (там же). Приведем полностью кусок текста, о котором пишет Анненков. Никогда ранее не публиковавшийся, он представляет интерес для осмысления идейной проблематики «Нови» и образа Соломина.

В главе XXXVIII после слов Паклина, обращенных к Машуриной: «Вы вот о Соломине отозвались сухо. А знаете ли, что я вам доложу? Такие, как он — они-то вот и суть настоящие» (вариант чернового автографа: «эти-то вот настоящие русские и есть»), в черновом автографе содержится следующее рассуждение Паклина: «Вы про римлян слыхали? Ну, да как вам не знать — [ведь] латыни вы, по вашему званию, обучались! Народ был, доложу вам, [грубый] сильный, практический, безо всякого идеала — и ничего после себя не оставил, кроме большого имени да большого страха, потому: завоеватели! крепкая, плотная масса! [Кулаки!] Вот и мы, русские, такие же будем, только с прибавкой демократического элемента — и к тому же результату нас [и] ведут люди вроде Соломина. К Риму — пополам с Америкой! [к царству кулаков] Впрочем, и американцы похожи на римлян [Сам-то Соломин — не кулак — напротив — он, коли хотите, и широкий человек, народный, простой — да за ним потянутся кулаки]» (вариант чернового автографа к с. 387). В беловом автографе этот текст вырезан и после слов: «они — настоящие, поверьте» сделано добавление: «и будущее им принадлежит — Какого вам еще надо?», представляющее апофеоз Соломина (см. с. 387–388). Далее словам Паклина: «настоящая, исконная наша дорога — там, где Соломины, серые, простые, хитрые Соломины!», в черновом автографе соответствует другой вариант: «настоящая, исконная наша дорога — к Риму, к великим, историческим и [бедным] [нищим…] прозаическим [кулакам] дубинам». Эта фраза в несколько измененном виде вошла в беловой автограф, но затем была густо зачеркнута Тургеневым.