Том 9. Неуловимая Фламини - [49]

— А вы не считаете своего босса пресмыкающимся?

— Ну что вы, Рик! Разве можно говорить такое? — Она захлопала ресницами, изображая оскорбленную невинность. — Я считаю его чуть ли не самым сообразительным человеком на свете! — Издевательская улыбка изогнула ее губы. — В конце концов, это он выбрал меня руководить агентством.

— А может, все было как раз наоборот? — сказал я с невольным восхищением. — Может, вы сами выбрали его агентство, чтобы им руководить?

— В конце концов, суть дела не меняется, — равнодушно пробормотала она. — Ну а что вы думаете о моей моложавой белокурой матери?

— Она, во всяком случае, не пресмыкающееся, — ответил я.

— Означает ли это, что она вам понравилась?

— Ну, я бы так не сказал.

— Она не пресмыкающееся, но вам тем не менее не нравится, — нетерпеливо фыркнула она. — В таком случае, она должна быть чем-то иным?

— Не могу подобрать нужного слова.

— Когда речь идет о ней, вы не можете оскорбить мои чувства, — бросила Лайза. — Валяйте!

— Понимаете, я ищу эпитет, который бы одновременно означал «зловещий», «безжалостный» и «вредный», — медленно произнес я. — Если бы я долгое время находился возле Наоми, то начал бы ее чертовски бояться. Я не шучу. Возможно, это потому, что у меня возникло какое-то подспудное ощущение присутствия в ней злой силы. Она — та вершина, которая постоянно притягивает молнии и с их помощью сжигает все, что встает у нее на пути…

Широкий рот Лайзы искривился в насмешливой улыбке.

— Вы разговаривали с ней только пять минут, а ухитрились так перепугаться? Вы что, сбежали от нее?

— Думаю, генерал Тайлер наградит ее медалью! — проворчал я.

— Должен же найтись хоть кто-то, достаточно сообразительный, чтобы отправить ее в химчистку! — воскликнула она с грубой откровенностью. — Я давно ищу такого человека и сегодня решила было, что им, возможно, окажетесь вы. Но теперь я уже не так уверена в этом.

— Очень плохо, детка! — усмехнулся я. — Вам придется вновь пуститься на поиски героя, но только не в моей рубашке!

Она подняла голову, и в глазах у нее блеснули злые огоньки.

— До смерти напуганы моей матерью, а меня ни капельки не боитесь? — спросила она вкрадчиво.

— Сегодня вечером я уже получил все, что мне могли дать женщины семейства Простетт, — огрызнулся я. — Я пробираюсь через трясину, погрузившись по самые уши в этих дамочек Простетт, и безумно устал от этого. Могу сообщить о них еще кое-что, если вам интересно послушать.

Лайза взяла стакан с коктейлем и принялась медленно вертеть его в ладонях.

— Да, да, конечно, — пробормотала она, — я очень хочу, Холман.

— Все три дамы Простетт, как урожденные, так и приемные — одинаковы! — произнес я с горечью. — На первый взгляд они выглядят сексуально, но вскоре ты убеждаешься, что в них нет ничего особенного с точки зрения секса. И тогда теряешь всякий интерес к ним, ибо к этому времени ты эмоционально и умственно измучен и обессилен, растратив все силы на разгадку их непонятного поведения и туманных речей.

— Вообще-то я привыкла иметь дело со всякого рода сукиными сынами и не обращаю на них особого внимания, — сказала Лайза, обворожительно улыбаясь. — Но вы к тому же еще и грубиян, Холман, а это единственная вещь, которую мы, женщины Простетт, совершенно не выносим!

И она плеснула мне в лицо содержимое своего стакана. Я достал из кармана носовой платок и принялся поспешно протирать глаза, которые жег алкоголь. Секунд через пятнадцать я смог их открыть и увидел, что Лайза соскользнула с высокого табурета и двинулась через комнату, вызывающе покачивая бедрами. Внезапно она остановилась и медленно повернулась лицом ко мне.

— Да, я чуть не забыла! — От едва сдерживаемого презрения в ее голосе появились каркающие нотки. — . Вы, конечно, желаете получить назад свою рубашку?

Ее длинные пальцы без особой спешки двинулись вниз по рубашке, поочередно расстегивая каждую пуговицу, затем она сбросила рубашку с плеч.

— Возвращаю с благодарностью!

В следующее мгновение моя гавайская рубашка взлетела вверх и приземлилась на табуретке возле бара. Не могу сказать, что я внимательно следил за ее полетом. Если бы она при этом производила воющий свист или пробила бы насквозь потолок, я все равно не стал бы тратить время на наблюдение. Мне открылось потрясающее зрелище, которое являла собой Лайза Простетт: единственной одеждой на ней были голубые трусики с кружевными оборочками вокруг бедер. Поза выгодно подчеркивала ее полные зрелые груди, торчащие почти под прямым углом.

Лайза уперлась руками в бока и смотрела на меня с вызывающей улыбкой на чувственных губах.

— Вы промокли с головы до ног, Холман! — сказала она. — Почему бы вам не снять с себя одежду, пока вы не простудились?

Я вытер лицо, бросил мокрый платок на стойку, после чего неторопливо двинулся к Лайзе.

— Считаю это грандиозной идеей, большая кузина Лайза, — сказал я с издевкой. — Но первым делом я должен сделать еще кое-что.

— Никак собираетесь расплакаться? — Ее брови сошлись на переносице. — На это мне было бы интересно посмотреть.

Я остановился в нескольких дюймах от этого потрясающего тела. Мои руки поднялись и на короткое мгновение легли ей на плечи, затем медленно скользнули вниз. Пальцы обхватили соски и сильно сжали их. Я видел, как потемнели ее глаза от боли, но она продолжала с вызовом смотреть на меня, плотно сжав рот. Я понял, что она не проявит слабости — не охнет, не захнычет, и это было равносильно второму стакану, выплеснутому мне в лицо.