Том 8. Великий князь и царь Иоанн IV Васильевич - [24]

Ни Государь, ни войско не успели еще отдохнуть, когда пришла в Москву весть о замысле Хана Саип-Гпрея идти на Россию: немедленно полки двинулись к границам, и сам Иоанн осмотрел их в Коломне, в Рязани; но чрез месяц возвратился в Москву, ибо осень наступала, а неприятеля не было. – Зимою вместо Хана явились другие разбойники, Ногайские Мурзы, в Мещере и близ Старой Рязани. Воеводы Иоанновы били их везде, где находили; гнали до ворот Шацких; взяли много пленников и с ними Мурзу Теляка: холод истребил остальных, и едва 50 человек спаслося. За то Государь милостиво угостил Воевод в Кремлевской набережной палате и жаловал всех Детей Боярских великим жалованьем. (1551 г.) Еще Казанцы надеялись обмануть Иоанна и писали к нему о мире. Ходатаем за них был Князь Ногайский Юсуф; тесть Сафа-Гирея, Властитель, знаменитый умом и силою, так что Султан Турецкий писал к нему ласковые грамоты, называя его Князем Князей. Юсуф хотел выдать дочь свою, вдову Сююнбеку, за Шиг-Алея, чтобы согласить волю Иоаннову с желанием народа Казанского; представлял суету мира и земного величия, ссылался на Алкоран и на Евангелие, убеждая Государя не проливать крови и быть ему истинным другом; винил умершего зятя в неверности, кровопийстве; винил и Казанских чиновников в духе мятежном, но стоял за дочь и за внука. Иоанн сказал, что объявит условия мира, если Казанцы пришлют в Москву пять или шесть знатнейших Вельмож – и, не теряя времени, в самом начале весны – после многих совещаний с Думными Боярами и с Казанскими изгнанниками, после торжественного молебствия в церквах, приняв благословение от Митрополита, отпустил Шиг-Алея с пятьюстами знатных Казанцев и с сильным войском к устью Свияги, где надлежало им во имя Иоанново поставить город, для коего стены и церкви, срубленные в лесах Углицких, были посланы на судах Волгою. Князь Юрий Михайлович Булгаков и Симеон Иванович Микулинский, Дворецкий Данило Романович Юрьев (брат Царицы), Конюший Иван Петрович Федоров, Бояре Морозов и Хабаров, Князья Палецкий и Нагаев предводительствовали Московскою ратию. Из Мещеры вышел Князь Хилков, из Нижнего Новагорода Князь Петр Серебряный-Оболенский, из Вятки Бахтеяр Зюзин с Стрельцами и Козаками. Отняли у неприятеля все перевозы на Волге и Каме, все сообщения. Князь Серебряный первый распустил знамя на Круглой горе 16 Маия, при закате солнца; отпел там вечернюю молитву и рано, 18 Маия, нечаянно ударил на посад Казанский: истребив около тысячи сонных людей, более ста Князей, Мурз, знатных граждан, освободил многих пленников Российских, возвратился к устью Свияги и ждал главного войска. Оно прибыло на судах 24 мая и, радостными кликами приветствуя землю, которой надлежало быть новою Poccueю. с торжеством вышло на берег, где полки Князя Серебряного-Оболенского стояли в рядах и показывали братьям свои трофеи. Густой лес осенял гору: оставив мечи, воины взяли секиры, и в несколько часов ее вершина обнажилась. Назначили, размерили место, обошли вокруг оного с крестами, святили воду, основали стены, церковь во имя Рождества Богоматери и Св. Сергия и в четыре недели совершили город Свияжск, к изумлению окрестных жителей, которые, видя сию грозную твердыню над главою ветхого Казанского Царства, смиренно просили Шиг-Алея взять их под державу Иоаннову. Вся Горная сторона – Чуваши, Мордва, Черемисы – идолопоклонники Финского племени, некогда завоеванные Татарами и не привязанные к ним ни единством Веры, ни единством языка – послали своих знатных людей в Москву, дали клятву в верности к России, получили от Царя жалованную грамоту с золотою печатию, были приписаны к новому городу Свияжскому и на три года освобождены от ясаков, или дани. Чтобы удостовериться в их искренности, Иоанн велел им воевать Казань; они не смели ослушаться, собралися и, перевезенные в Российских судах на Луговую сторону, в присутствии наших чиновников имели битву с Казанцами среди поля Арского: хотя, рассеянные пушечными выстрелами, бежали в беспорядке, однако ж, не доказав храбрости, доказали по крайней мере свою верность. Их Князья, Мурзы и сотники в течение сего лета непрестанно ездили в Москву; обедали во дворце и, награждаемые шубами, тканями, доспехами, конями, деньгами, славили милость Царя и хвалились новым отечеством. Государь сыпал тогда серебро и золото, не жалея казны для исполнения великих намерений. Довольный успехом Воевод, он прислал к Шиг-Алею множество золотых медалей, чтобы раздать оные войску.

Между тем ужас и смятение господствовали в Казани, где не было ни двадцати тысяч воинов. Подданные изменяли ей, Князья и Мурзы тайно уходили к Шиг-Алею, а Россияне опустошали ее ближайшие села и никого не пускали в город: от устья Суры до Камы и Вятки стояли наши отряды. На престоле Казанском играл невинный, бессловесный младенец; вдовствующая Царица, Сююнбека, то плакала над ним, то веселилась с своим любовником, Крымским Уланом Кощаком, ненавистным народу; граждане укоряли Вельмож, Вельможи друг друга. Казанские чиновники желали покориться Иоанну; Крымские гнушались сим малодушием; ждали войска из Тавриды, из Астрахани, из Ногайских Улусов – и надменный Кощак, гремя саблею, обещал победу Царице: пишут, что он думал жениться на ней, умертвить ее сына и быть Царем. Но сделался бунт: Крымцы, видя, что народ готов выдать их Московским Воеводам, бежали, числом более трехсот, Князей и сановников. Они не могли спастися, везде находили Россиян и положили свои головы на берегу Вятки; а гордый Кощак и сорок пять знатнейших его единоземцев были взяты в плен и казнены в Москве.