Том 8. Стихотворения. Рассказы - [12]

И я живу, как встарь король Леар.

Лукавых дочерей моих, Регану

И Гонерилью, наделять я стану,

Корделии отвергнув верный дар.

В мое труду послушливое тело

Толпу твоих героев я вовлек,

И обманусь, доверчивый Отелло,

И побледнею, мстительный Шейлок,

И буду ждать последнего удара,

Склонясь над вымыслом Шакеспеара.

24 июля 1918 Тойла

«По дорожке солнечного сада…»

По дорожке солнечного сада

Вкруг лужайки медленно иду.

Вянут маки. Желтая досада

Угнездилась в солнечном саду,

И пчела жужжать уже не рада,

И уж горечь есть в её меду,

И дрожать незримо капли яда,

Растворясь в лазоревом бреду.

Сердце ноет. Ах, счастливый жребий

Мне игра полночная дала!

И от зависти в безумном небе

Стала Венус мраморно-бела,

И, пролив таинственные слезы,

Сходит долу исполнять угрозы.

31 июля 1913 г. Тойла.

«Беден дом мой пасмурный…»

Беден дом мой пасмурный

Нажитым добром,

Не блестит алмазами,

Не звенит сребром,

Но зато в нем сладостно

Плакать о былом.

За мое убожество

Милый дар мне дан

Облекать все горести

В радужный туман

И целить напевами

Боль душевных ран.

Жизнь влача печальную,

Вовсе не тужу.

У окошка вечером

Тихо посижу,

Проходящим девушкам

Сказку расскажу.

Под окном поставил я

Длинную скамью.

Там присядут странницы, –

Песню им спою,

Золото звенящее

В души их пролью.

Только чаще серая

Провлечется пыль,

И в окно раскрытое

На резной костыль

Тихо осыпается –

Избитая быль.

4 сентября 1913 Тойла

«Березка над морем…»

Березка над морем

На высокой скале

Улыбается зорям,

Потонувшим во мгле.

Широко, широко

Тишина, тишина.

Под скалою глубоко

Закипает волна.

О волны! о зори!

Тихо тающий сон

В вашем вечном просторе

Над скалой вознесен.

сент. 1913 г. Тойла.

«Путь над морем вдруг обманет…»

(Александру Тамамшеву)

Путь над морем вдруг обманет,

Он сползет немного вниз,

И на выступ скал он станет, –

Зеленеющий карниз.

Только с краю, точно срезан,

Ряд уже непрочных плит

С диким скрежетом железа

На морской песок слетит.

Ты замрешь в неловком жесте,

Но за их паденьем вслед

Полетит с тобою вместе

Прыткий твой велосипед.

5 сент. 1913 г. Тойла.

«Только забелели поутру окошки…»

Только забелели поутру окошки,

Мне метнулись в очи пакостные хари.

На конце тесемки профиль дикой кошки,

Тупоносой, хищной и щекатой твари.

Хвост, копытца, рожки мреют на комоде.

Смутен зыбкий очерк молодого черта.

Нарядился бедный по последней моде,

И цветок алеет в сюртуке у борта.

Выхожу из спальни, – три коробки спичек

Прямо в нос мне тычет генерал сердитый,

И за ним мордашки розовых певичек.

Скоком вверх помчался генерал со свитой.

В сад иду поспешно, – машет мне дубинкой

За колючей елкой старичок лохматый.

Карлик, строя рожи, пробежал тропинкой,

Рыжий, красноносый, весь пропахший мятой.

Всё, чего не надо, что с дремучей ночи

Мне метнулось в очи, я гоню аминем.

Завизжали твари хором, что есть мочи:

«Так и быть, до ночи мы тебя покинем!»

6 сентября 1913 Тойла

«Две проститутки и два поэта…»

Две проститутки и два поэта,

Екатерина и Генриета,

Иван Петрович Неразумовский

И Петр Степаныч Полутаковский,

Две проститутки и два поэта

Сошлись однажды, – не странно-ль это? –

У богомолки княжны Хохловой

В ее уютной квартире новой.

Две проститутки и два поэта

Мечтали выпить бокал Моэта,

Но богомолка их поит чаем,

И ведь не скажут: «Ах, мы скучаем!»

Две проститутки и два поэта,

Как вам противна диета эта!

Но что же делать? Княжна вам рада,

В ее гостиной скучать вам надо.

Две проститутки и два поэта,

Чего вы ждете? Зачем вам это?

Зачем в гостиной у доброй княжны

Вы так приличны и тошно-важны?

Две проститутки и два поэта,

И тот и этот, и та и эта,

Вновь согрешите в стихах и в прозе,

И в ресторане, и на морозе.

15 сент. 1913 г. Спб.

«По силе поприще едино…»

По силе поприще едино

Пройди со мной

В пути, где яркая кручина

И темный зной.

Хотя одно пройди со мною,

А сможешь, два.

Юдолью бедственной земною

Иду едва.

А может быть, с тобой прошли бы

До склона дней

Мы вместе жесткие изгибы

Моих путей

Навстречу пламенному Змеею

Рука с рукой?

Но разве я просить посмею

Любви такой!

Не я ли выбрал эту долю

И этот страх?

Не я ли девственную волю

Повергнул в прах?

Пройди ж со мною хоть немного,

Хоть малый круг,

И это я, как милость Бога,

Приму, мой друг.

15 сент. 1913 г. Спб.

«Еврей боится попасть в шеол, как христианин в ад…»

Еврей боится попасть в шеол, как христианин в ад.

Сказать по правде, а я порой шеолу был бы рад.

В докучной смуте, во тьме ночной, в мельканьи наших дней

Напиток мерзкий и лжи и зла, хоть и не хочешь, пей.

И разве горше или темней в безумных муках дна,

Чем в этих жутких, немых на век силках земного сна?

16 сент. 1913 г. Спб.

«Ты живешь безумно и погано…»

Ты живешь безумно и погано,

Улица, доступная для всех, –

Грохот пыльный, хохот хулигана,

Пьяной проститутки ржавый смех.

Копошатся мерзкие подруги –

Злоба, грязь, порочность, нищета.

Как возникнуть может в этом круге

Вдохновенно-светлая мечта?

Но возникнет! Вечно возникает!

Жизнь народа творчеством полна,

И над мутной пеной воздвигает

Красоту всемирную волна.

18 сентября 1918 Петербург

«Призрак моей гувернантки…»

Призрак моей гувернантки

Часто является мне.

Гнусные звуки шарманки

Слышу тогда в тишине.

Все уже в доме заснули,

Ночь под луною светла;

Я не пойму, наяву ли

Или во сне ты пришла.

Манишь ты бледной рукою

В сумрак подлунный, туда,