Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856 - [174]

В романе «Жизнь как она есть» в карикатурном, пасквильном виде были изображены многие писатели, критики и прежде всего сотрудники «Отечественных записок»: Краевский, Белинский, Панаев, Некрасов и др. Современники, принадлежавшие к самым различным идеологическим лагерям, угадывали их поименно. В частности, П. А. Плетнев, отнюдь не сочувствовавший направлению «Отечественных записок», писал Я. К. Гроту 2 февраля и 18 октября 1844 г.: «Этот романист в лице парижских журналистов отхлестал Сенковского, Краевского, Белинского и Панаева <…> тот Брант, над романами и критическими статьями которого глумятся все журналисты» (Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. II. СПб., 1896, с. 177, 333–334). Белинский откликнулся на пасквиль Бранта рецензией, в которой в образе писаки-шута вывел самого автора «Жизни как она есть», а о его романе отозвался так: «Мертво, вяло, скучно, пошло» (Белинский, т. VIII, с. 138). В объяснительном письме к А. В. Никитенко по поводу рецензии Белинского, вызвавшей недовольство цензора, А. А. Краевский писал с возмущением: «Кто же может пожаловаться на статью? Уж верно не Брант же, который сам гораздо резче и ближе дает чувствовать, что под портретами мошенников-литераторов он выставил меня, Сенковского, Кони, Белинского и Некрасова».[23] Позднее, в 1849 г., Некрасов откровенно говорил о бездарности произведений Бранта иих печальной славе: «Эти романы подали при своем выходе повод к нескольким забавным журнальным рецензиям, но с тем и кончилась их известность» (С, 1849, № 9; ПСС, т. XII, с. 255).

Однако, критикуя Бранта, Некрасов вместе с тем воспользовался несколькими эпизодами из «Жизни как она есть» в части второй своего романа.

О Сенковском в главе II части второй читаем: «Один, высуня язык и надев шутовской колпак, кривлялся пред публикою скоморохом…» (с. 156; курсив наш, — Ред.). В романе Бранта содержится выпад против Сенковского почти в тех же выражениях: «…она <публика> <…> заклеймила его прозвищем уличного шута, каким прозвищем он, впрочем, гордится, по-видимому <…> он лезет из кожи <…> ломается, кривляется, высовывает язык, пляшет и скачет, марает лицо свое, и без того некрасивое, сажею, углем <…> рядится в самые уродливые маскерадные костюмы, надевает колпак с бубенчиками и всякими погремушками, строит гримасы, кувыркается, ходит на голове — всё это, разумеется, шутовским пером своим» (Брант Л. Жизнь как она есть. СПб., 1843, с. 115–116).[24]

Угроза «почтеннейшего» — «…сильные меры приму…» (с. 179), упомянута в романе Бранта как предлагаемая полицейская форма борьбы против передовой журналистики, главным образом против «Отечественных записок», «проповедующих нелепые теории и вредные воззрения». «Ограничить злоупотребления периодических изданий и повести их по пути истинному, — пишет Брант, — дело очень возможное: следует только <…> взяться за него твердою рукою <…> принять сильные меры, привесив некоторого рода нравственные гири к головам людей неблагонамеренных» (Брант Л. Жизнь как она есть, с. 127–129).

Возможно, название водевиля «Закулисные журнальные тайны», обещанного Тростниковым для «бенефиса актера, отличавшеюся необыкновенной любезностью» (с. 174), также навеяно пасквилем Бранта. В романе Бранта находим близкую по смыслу и стилю фразу, относящуюся к герцогине, на вечере у которой собираются журналисты: «…она знала все закулисные литературные сплетни, все тайные пружины печатных действий журналистов» (Брант Л. Жизнь как она есть, с. 114).

Не случайно Тростников опасается, что, если он откажется написать такого рода водевиль, «одна из жалких и смешных ролей», которые он «назначал своим врагам», придется на его долю. Здесь содержится намек на известный современникам факт: в романе Бранта Некрасов был выведен в образе сотрудника «энциклопедического журнала» («Отечественных записок») с «умишком полуобразованным, вертящимся около того, чего сам порядочно не понимает» (Брант Л. Жизнь как она есть, с. 117). Выражение «около того» обыгрывалось в водевиле Некрасова «Шила в мешке не утаишь — девушки под замком не удержишь» (1841) (см.: наст. изд., т. VI, с. 217–250), по поводу которого рецензент «Отечественных записок» заметил, что автор «часто прибегает к пустым эффектам, основанным на беспрестанно, кстати и некстати, повторяемой бриллинантщиком поговорке „около того“» (ОЗ, 1841, № 6, «Театральная летопись», с. 120).

Однако свободное владение злободневным литературным материалом отнюдь не исключало самостоятельных жизненных наблюдений писателя, глубоко понимавшего суть общественно-литературной полемики 1840-х гг. Меткие художественные обобщения в раскрытии темы петербургской литературной жизни несомненно связаны с личными впечатлениями Некрасова от знакомства как с крупными литературными деятелями (Белинский, Герцен), так и с петербургскими журналистами второго и третьего ряда, именуемыми И. И. Панаевым «литературной тлей». И. В. Павлов, студент Московского университета, в 1840-е гг. близкий с Т. Н. Грановским, Герценом, писал о Некрасове в период его приезда в Москву и в Соколово к Герцену летом 1845 г.: «… переселился к нам на квартиру Некрасов. Он чудный малый! <…> Я с ним очень сошелся. Он каждый вечер является навеселе и рассказывает Тьму забавнейших анекдотов о петербургской литературе» (см. недатированное письмо И. В. Павлова к А. И. Малышеву — ГБЛ, ф. 135, карт. 60, ед. хр. 66, л. 3).