Том 8. Похождения одного матроса - [110]

— За ночь-то я отдумался, Вась.

— А что?

— Беду-то свою развел… Бог наказал, бог и наградит.

— Это правильно.

— Небось руки есть… Опять наживу денег. А на те пять тысяч наплевать. Будто их не было! Верно, что ли, Вась?

— Еще бы не верно! — обрадованно ответил Чайкин. — Деньги — дело наживное.

— Сделаюсь опять капитаном. Платят капитанам хорошо.

— Хорошо?

— Очень даже.

— А например?

— Да за каждую проводку обоза пятьсот долларов можно получить.

— Отчего так много?

— Опасное дело… Сам видел, каково ездить по большой дороге. Всего бойся — и агентов и этих самых индейцев. Выйдут, как они говорят, на боевую тропу, ну и береги свою голову. Вот за эту самую опаску и платят хорошо. Да ежели все благополучно доставить, то и награду дадут… И ежели ты не гулящий человек, то деньги нажить можно…

— И быть убитым можно?

— Это что и говорить…

— И человека убить легко?

— И это верно… Он в тебя палит, и ты в него. Бывал я с индейцами в перестрелке.

— Так отчего ты по какой другой части не займешься, Дунаев? — спросил Чайкин.

— Не могу.

— Отчего?

— Привык к своей должности.

— И не боишься?

— Чего?

— Что тебя укокошат.

— Боишься не боишься, а все думаешь: бог не выдаст, свинья не съест.

— Деньги соблазняют?

— То-то, деньги… Наживу их, тогда брошу опять дело — и сюда.

— Опять лавку?

— Опять.

В девятом часу, после легкого завтрака и кофе, Дунаев и Чайкин вышли из дома.

Очутившись на улице, они услышали тревожный звон колокола.

— Пожар! — заметил Дунаев.

Впереди и, казалось, далеко поднялось густое облако дыма, среди которого по временам вырывались огненные языки.

— Сильный пожар! Должно быть, горит внизу, на набережной или где-нибудь недалеко от пристани.

— Мне в ту сторону идти. Кстати погляжу, а то и помогу качать воду! — проговорил Чайкин.

— Не придется.

— Отчего?

— У них все паровые помпы… И пожарные у них молодцы.

Они вышли на главную улицу.

Мимо них пронеслись пожарные одной из частей города. Действительно, они глядели молодцами.

На одной из рессорных телег с пожарными инструментами, среди людей в форме и с металлическими шлемами на головах сидел господин в статском платье, в цилиндре.

— Это кто? — полюбопытствовал Чайкин.

— Должно быть, газетчик.

— Зачем?

— Чтобы описать, значит, какой пожар, сколько убытку… и завтра или сегодня в газету… публика все и узнает… Однако мне здесь надо свернуть… Так обедаем вместе?

— Вместе.

— А после обеда я тебя провожу на пароход… А скучно без тебя будет! — неожиданно прибавил Дунаев.

— И мне скучно, — свой, российский… Теперь уж мне на ферме не увидать российского человека.

— Когда небось приедешь сюда… А здесь есть русские… Один портной тоже бежал с судна…

— Матрос?

— Нет. Крепостной был взят одним лейтенантом в плавание заместо камардина… Убежал… Хорошо теперь живет… И женился на чешке… Есть еще один русский из духовного звания… из Соловков бежал… Ужо я тебе их адресы на случай дам… Еще двое сталоверов… из-за веры своей сюда прибыли. А поляков да жидов порядочно-таки. Только с жидами лучше не связывайся! — прибавил Дунаев.

Они разошлись. Дунаев пошел в контору наниматься в возчики, а Чайкин продолжал путь, направляясь к нижней части города, к набережной, недалеко от которой жил Абрамсон.

2

Чем ближе подходил Чайкин к месту пожара, тем больше видел людей, спешивших туда. Охваченный общим возбуждением, прибавил и он шагу.

Через полчаса Чайкин уже спускался к набережной и скоро пришел к месту пожара.

Зрелище было ужасное.

Огромный пятиэтажный дом был охвачен дымом и пламенем, вырывавшимся из крыши, уже частью разобранной, и из окон. Раздался треск проваливающихся потолков и балок. Взрывались бочки со спиртом и вином в нижнем этаже, в котором помещался ресторан… Из-за ветра, дувшего с моря и помогавшего пожару, было почти невозможно отстоять дом. Пожарные с закопченными лицами быстро спускались с крыши по огромным приставленным лестницам. Над домом была такая масса огня, что оставаться там было невозможно.

Несколько паровых помп и ручных помп, привезенных с военных судов, стоявших на рейде, выбрасывали массу воды на горевший дом, сосредоточивая воду на более пылавших местах, но огонь не поддавался воде… На минуту пламя исчезало под густыми клубами дыма и снова вырывалось с еще большею силою.

Кучи имущества, которое успели спасти или выкинуть из окон, грудами лежали на набережной. Около пожитков стояли полуодетые жильцы и жилицы горевшего дома. Тут же были и маленькие дети.

— Хорошо, что все спаслись! — проговорил кто-то в толпе около Чайкина.

Но в эту самую минуту раздался чей-то раздирающий душу вопль. Из толпы выбежала бледная как смерть молодая женщина и, указывая на окно в верхнем этаже, крикнула:

— Моя девочка… Там моя девочка… Спасите!

Толпа замерла.

— Где ваша девочка? — спросил один из пожарных.

Молодая женщина, обезумевшая от ужаса, показывала вздрагивающей рукой на крайнее окно пятого этажа…

— Она спала… Ее забыли… Пустите меня… Я поднимусь за ней…

И она ринулась к лестнице.

Но ее удержали.

— Вы идете на верную смерть… Спасти невозможно.

Молодая женщина вскрикнула и упала без чувств.

— Девочка, верно, уж погибла! — проговорил кто-то около Чайкина.

— Огонь сейчас вырвется над этим окном… Он рядом.