Том 8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма - [229]

Речь на банкете «ОБЩЕСТВА ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ» [750]

8 марта 1908 г.

Мой дорогой председатель! Я весьма тронут теми незаслуженно лестными словами, с которыми вы соблаговолили обратиться ко мне; я горжусь ими в особенности потому, что знаю вас как человека прямого, искреннего, непримиримого врага всякого лицемерия, даже когда оно кажется невинным. Однако есть ли на свете хоть один ум, свободный от заблуждений? Вы заблуждаетесь на мой счет, дорогой Олар[751], вы явно ко мне пристрастны. И какой же момент вы для этого выбрали? Когда я только что собирался сослаться на вас, как на пример неподкупной честности, как на чистейший образец беспристрастного историка… Ну что ж! Я все-таки не отступлюсь от своего намерения. Вы любите правду, вы ищете ее со страстным упорством и пристальным вниманием; вы обладаете редким талантом ее находить.

Недавно я читал и перечитывал вашу новую книгу об источниках Тэна: это замечательный труд, это шедевр исторической критики. Вы проявляете себя кропотливым исследователем, но без мелочности, ибо все затронутые вами подробности имеют глубокое значение. Ни одна книга не может лучше предостеречь от опасности всяких систем. Сами вы сумели избежать этой опасности. Вы не допускаете ни мертвых схем, ни предвзятых мнений. Конечно, у вас твердые убеждения и сильные страсти; но все строго подчинено долгу объективного историка. На этом основаны солидность ваших исследований, блеск ваших лекций, величие вашего труда.

Милостивые государыни, милостивые государи, дорогие друзья!

Вот уже двадцать лет, как основано Общество истории революции, которое упрочилось и достигло расцвета благодаря вашим стараниям. Перечислить славные имена, которые пестовали его в колыбели, значило бы перегрузить мою краткую речь гербовником всей Третьей республики. Назову только милого моему сердцу Этьена Шаравэ[752], вашего первого казначея и самого ревностного сотрудника. Всякий, кто знал его, не мог не ценить его усердия, его глубоких познаний, его доброты и навсегда сохранит о нем память. Я же, друг его детства, не перестану скорбеть о нем до конца своей жизни. Ныне, по прошествии восьми лет с его кончины, после долгих горестных испытаний, я еще больнее ощущаю эту утрату. Он столько знал, знал так хорошо и так охотно делился своими знаниями.

Однако горечь этой потери отчасти смягчается тем, что должность покойного исполняет и его примеру следует брат его Ноэль, достойный наследник семейства Шаравэ, которое в течение шестидесяти лет усердно трудилось на благо науки и истории.

Ах, господа и дорогие товарищи! Какое же серьезное и трудное искусство — история! Она требует от тех, кто посвятил себя ей, самых противоположных качеств: спокойствия, самоуглубления и широкой осведомленности в современных событиях; неугасимой страсти и невозмутимого хладнокровия. Все эти трудно достижимые достоинства необходимы не только для того, чтобы писать историю, но также и для множества предварительных работ — подготовки материалов, объединения их, толкования памятников, публикации документов; ведь не публикуют же документы без отбора, без осмысления, без предварительной концепции, без хотя бы смутного прозрения. Чтобы действительно найти что-либо, надо составить себе идею того, что ищешь, то есть идею предвзятую. Это первая опасность, влекущая за собою множество других.

Именно эти опасности, эти неимоверные трудности, встречающиеся на пути историков, и делают необходимым и полезным основанное вами Общество. Оно объединяет направления, поддерживает усилия, примиряет разногласия. Каждый приносит туда свои знания, каждый черпает оттуда новые сведения. И там царит дух гармонии.

В президиуме, редакционном комитете и среди членов вашего Общества, господа и дорогие друзья, насчитывается слишком много знаменитых имен, чтобы я мог всех их перечислить. Я упомяну, в знак дружбы и благодарности, лишь тех, кто мне особенно близок и чьи книги я особенно ценю: старого моего товарища Мориса Турне, знакомого мне с юных лет и уже тогда поражавшего точностью и изяществом своих образцовых работ; Камиля Блока, всегда готового, как мне известно по опыту, помочь своими знаниями любому, кто к нему обратится; Эдма Шампьона, благодаря которому я глубже понял Монтеня, что не так-то легко: ведь Монтень, хотя и описал в «Опытах» самого себя, дал нам о себе представление столь же смутное, как лунный свет, дробящийся на волнах; Дебидура, чьи труды о церкви и государстве разъяснили обществу важнейшие законы Третьей республики; Сейнобоса, Мориса Дюмулена, Марселена Пелле, Жоржа Каена, Робике, Армана, Брета, Дежана, Дуарша, Фердинанда Дрейфуса, Жака Гийома, Матуше, Александра Тютея с сыном Луи, Жюльена Тьерсо, Эмиля Буржуа, Клода Перу, издавшего письма г-жи Ролан с обширными комментариями — настоящей энциклопедией жирондизма; моего дорогого собрата Жюля Кларти[753]; наконец, Жореса, столь великого своим умом и трудами, столь красноречивого, столь доблестного, книги которого о революции и о войне 1870 года заслужили, я уверен в этом, ваше глубокое уважение; и еще многих и многих неутомимых тружеников в вашем грандиозном деле.