И тут же была его личная, не слишком обширная библиотека. Сочинения Киплинга, сочинения О'Генри, похождения Шерлока Холмса, история банковского дела, переплетенные комплекты «Национального географического журнала» и руководства Бизли по теннису и Морисона по гольфу. Среди этой солидной продукции затерялся где-то в углу томик стихов Эмили Дикинсон, подаренный ему еще в колледже девушкой, имя и наружность которой он позабыл, и Нийл иногда доставал этот томик, листал его и удивлялся.
В конце узкого коридора находилось помещение, которое они устраивали с особенной заботой — спальня и отдельная ванная их прислуги, мисс Белфриды Грэй, молодой особы негритянского происхождения.
Помня о том, как трудно в это тяжелое военное время удержать прислугу, они не жалели средств, чтобы получше обставить помещение Белфриды. В комнате было радио, вышитое покрывало на кровати, несколько выпусков «Спутника домашней хозяйки», а однажды Вестл, в припадке безумия, купила Белфриде настоящую английскую люфу. Белфрида приняла ее за какую-то высохшую нечисть и чуть не потребовала расчета, когда Вестл преподнесла ей этот подарок.
От розового банного мыла в виде утки, предложенного Вестл, Белфрида тоже отказалась, объяснив, что ее кожа не переносит другого мыла, кроме «Gout de Rose», доллар кусок. «Gout de Rose» было немедленно доставлено, и все же Белфрида подумывала об уходе. При желании она могла быть отличной кухаркой, но как раз в данное время у нее этого желания не было.
Белфриде шел двадцать второй год, и в ее упругой гибкости была своя, особая красота. Она упорно не признавала чулок, даже когда подавала на стол, и ее великолепные ноги, точно из теплой атласистой бронзы, едва прикрытые развевающейся юбкой, постоянно смущали Нийла и его гостей, хотя дальше смущения дело не шло.
Знакомство с Белфридой, убедившее Нийла и Вестл в том, что держать прислугу стоит больше нервов, чем самим заниматься хозяйством, могло, конечно, породить в них определенное предубеждение против негров — впрочем, они также не отличались особым юдофильством и не питали горячей симпатии к индейцам, яванцам или финнам.
— Нет, — сказал Нийл своей жене, — я всегда говорил, что мистер Пратт чересчур уж консервативен. Он считает людьми только таких, как мы, ведущих свой род от англичан, французов или немцев. А скандинавов, ирландцев, венгров, поляков ни во что не ставит. Он не хочет понять, что мы живем в новой Америке. Я лично враг всяких предрассудков, однако это не мешает мне видеть, что есть вещи, в которых негры не могут и никогда не смогут сравниться с нами. Я это понял в Италии, когда видел, как они спокойненько занимались разгрузкой судов, в то время как мы, белые солдаты, принимали на себя огонь противника. Или вот Белфрида — желает, чтобы ей платили, как голливудской звезде, а в двенадцать часов ночи ее еще дома нет!
Они пили коктейли в своей уютной кухне с белой эмалированной электрической плитой, холодильником, посудомойкой и мусоропроводом, с красными металлическими стульями и синим металлическим столом — образцовая кухня, новая эмблема Америки, пришедшая на смену бизону и бревенчатой хижине.
У Вестл сегодня был день прогрессивных, гуманистических настроений.
— Я с тобой не согласна, Нийл. Не нахожу, чтобы Белфрида была требовательней какой-нибудь белой девчонки, которая в пятнадцать лет каждый вечер желает иметь в своем распоряжении хозяйскую машину. И не так уж весело целый день возиться в чужой кухне, в чаду и капустной вони. Я бы не хотела. А ты хотел бы, ты, финансовый туз?
— Да, пожалуй, тоже нет. Но все-таки своя ванная и отдельная комната не то, что в негритянском квартале, на Майо-стрит, где, я слышал, живут по шесть человек в одной каморке; спи спокойно, одна, никто не мешает. То есть я надеюсь, что Белфрида спит одна, хотя этот черный ход всегда внушает мне подозрения. И свободное время с двух до половины пятого, как раз когда у нас в банке голова пухнет от цифр. И на всем готовом, при восемнадцати долларах в неделю.
— Ты восемьдесят получаешь!
— Но ведь я должен содержать тебя — и Белфриду!
— А она мне говорила, что помогает деду — знаешь старика Уоша, чистильщика обуви в «Пайнленде»?
— Я понимаю, конечно. — Нийл был в меру сердоболен. — Наверно, это тяжело — всю жизнь нянчить чужих детей. Чарли Сэйворд уверяет, что придет такое время, когда на домашнюю работу будут наниматься только на условиях квалифицированных специалистов — пятьдесят долларов в неделю и после работы домой, как банковский кассир или водопроводчик. Но мне это не нравится! Мне нравилось, когда прислуга получала восемь долларов в неделю и все делала — и стряпала, и стирала, и еще пекла пирожки для маленького господина, то есть для меня. В хорошем положении окажутся вернувшиеся герои, если все угнетенные нации, за свободу которых мы дрались, в самом деле освободятся и захотят сесть на наши места! Ох, Вестл, жизнь становится слишком сложной для бедного солдата!
Вестл рылась в кухонном шкафу. Вдруг она жалобно воскликнула:
— Эта негодяйка, чтобы не возиться, опять испекла два пирога сразу, и второй нам придется есть черствым! Нет, честное слово, я ее выгоню и буду хозяйничать сама!
