Том 7. Стихотворения - [17]

И часто он, играя,

Хватал меня за хвост.

На всех рыча мятежно,

Пред ним смирял я злость.

Он пахнул очень нежно,

Как с мозгом жирным кость.

Людьми нередко руган,

Он всё ж со мной шалил,

И раз весьма испуган

Мальчишкою я был.

Опасную игрушку

Придумал навязать

Он мне на хвост: гремушку,

Способную пылать.

Дремал я у престола,

Где восседал король,

И вдруг воспрянул с пола,

В хвосте почуяв боль.

Хвостом косматым пламя

Восставил я, дрожа,

Как огненное знамя

Большого мятежа.

Я громко выл и лаял,

Носясь быстрей коня.

Совсем меня измаял

Злой треск и блеск огня.

Придворные нашлися, –

Гремушка вмиг снята,

И дамы занялися

Лечением хвоста.

Король смеялся очень

На эту дурь и блажь,

А всё-таки пощёчин

Дождался милый паж.

Прибили так, без гнева,

И плакал он шутя, –

Притом же королева

Была совсем дитя.

Давно всё это было,

И минуло давно.

Что пахло, что дразнило,

Давно погребено.

Удел безмерно грустный

Собакам бедным дан, –

И запах самый вкусный

Исчезнет, как обман.

Ну вот, живу я паки,

Но тошен белый свет:

Во мне душа собаки,

Чутья же вовсе нет.

«Высока луна Господня…»

Высока луна Господня.

  Тяжко мне.

Истомилась я сегодня

  В тишине.

Ни одна вокруг не лает

  Из подруг.

Скучно, страшно замирает

  Всё вокруг.

В ясных улицах так пусто,

  Так мертво.

Не слыхать шагов, ни хруста,

  Ничего.

Землю нюхая в тревоге,

  Жду я бед.

Слабо пахнет по дороге

  Чей-то след.

Никого нигде не будит

  Быстрый шаг.

Жданный путник, кто ж он будет, –

  Друг иль враг?

Под холодною луною

  Я одна.

Нет, невмочь мне, – я завою

  У окна.

Высока луна Господня,

  Высока.

Грусть томит меня сегодня

  И тоска.

Просыпайтесь, нарушайте

  Тишину.

Сестры, сестры! войте, лайте

  На луну!

«В тихий вечер, на распутьи двух дорог…»

В тихий вечер, на распутьи двух дорог

Я колдунью молодую подстерёг,

И во имя всех проклятых вражьих сил

У колдуньи талисмана я просил.

Предо мной она стояла, чуть жива,

И шептала чародейные слова,

И искала талисмана в тихой мгле,

И нашла багряный камень на земле,

И сказала: «Этот камень ты возьмёшь,–

С ним не бойся, – не захочешь, не умрёшь.

Этот камень всё на шее ты носи,

И другого талисмана не проси.

Не для счастья, иль удачи, иль венца, –

Только жить, всё жить ты будешь без конца.

Станет скучно, – ты верёвку оборвёшь,

Бросишь камень, станешь волен, и умрёшь».

«Я сжечь её хотел, колдунью злую…»

Я сжечь её хотел, колдунью злую.

Но у неё нашлись проклятые слова, –

Я увидал её опять живую, –

Вся в пламени и в искрах голова.

И говорит она: «Я не сгорела, –

Восстановил огонь мою красу.

Огнём упитанное тело

Я от костра к волше́бству унесу.

Перебегая, гаснет пламя в складках

Моих магических одежд.

Безумен ты! В моих загадках

Ты не найдёшь своих надежд».

«В лесу живет проказник неуёмный…»

В лесу живет проказник неуёмный,

  Малютка Зой.

Насмешливый, он прячется в укромной

  Глуши лесной.

На нём надет кафтанишко, плетённый

  Из трав лесных,

По ветру кудри вьются, и зелёный

  Колпак на них.

На молвь людей он любит откликаться

  В тиши лесной,

Но им в глаза не смеет показаться

  Малютка Зой.

«Я уведу тебя далёко…»

Я уведу тебя далёко

От шумных, тесных городов.

Где в многолюдстве одиноко,

Где рабство низменных трудов.

Уйдём к долине безмятежной

На берега пустынных вод.

Когда свершится неизбежный

Звезды таинственный восход.

И там, на берегу потока,

Под лёгкий лепет камыша,

От тёмной суеты далёко,

Прохладой свежею дыша,

Там, на путях очарованья

В безмолвный час поймёшь и ты

Неотразимые призванья

Миры объемлющей мечты.

«Где безбрежный океан…»

Где безбрежный океан,

Где одни лишь плещут волны,

Где не ходят чёлны, –

Там есть фея Кисиман.

На волнах она лежит,

Нежась и качаясь,

Плещет, блещет, говорит, –

С нею фея Атимаис.

Атимаис, Кисиман –

Две лазоревые феи.

Их ласкает океан.

Эти феи – ворожеи.

К берегам несёт волну,

Колыхаясь, забавляясь,

Ворожащая луну

Злая фея Атимаис.

Пенит гневный океан,

Кораблям ломая донья,

Злая фея Кисиман,

Ворожащая спросонья.

Злые феи – две сестры –

Притворяться не умеют.

Бойся в море злой поры,

Если обе чары деют.

«Цветёт весёлый сад…»

Цветёт весёлый сад

В безмолвии ограды.

Увидеть нежный взгляд

Кусты и птицы рады.

С высокого крыльца

Походкою царицы

Несёт она зарницы

Над розами лица.

Как сказка голубая,

Ушла от ярких в тень,

Рукою нагибая

Коварную сирень.

Сиреневые сказки

Понятней, чем слова.

Кружится голова,

И руки жаждут ласки.

Она идёт в поля,

Шумят её одежды.

Угретая земля

Цветёт в лучах надежды,

И зелень влажных трав

Под жгучей лаской змия, –

О сладости благие

Развеянных отрав!

Идёт к реке весёлой,

По мягким берегам.

Развейся, зной тяжёлый,

По долам, по лугам!

Истома грёз и лени

В одеждах на песке,

И тихий смех в реке,

Лобзающей колени.

Но только злой дракон

На тело смотрит сонный,

А где же, где же он,

Желанный и влюблённый?

Опять идти одной,

Закутанной в одежды,

Сквозь яркие надежды

В истомный, томный зной.

«Луны безгрешное сиянье…»

Луны безгрешное сиянье,

Бесстрастный сон немых дубрав,

И в поле мглистом волхвованье,

  Шептанье трав…

Сошлись полночные дороги.

На перекрёстке я опять, –

Но к вам ли, демоны и боги,

  Хочу воззвать?

Под непорочною луною

Внимая чуткой тишине,

Всё, что предстало предо мною,

  Зову ко мне.

Мелькает белая рубаха, –

И по траве, как снег бледна,

Дрожа от радостного страха,

  Идёт она.

Я не хочу её объятий,

Я ненавижу прелесть жён,