Том 7. Статьи, очерки, юморески - [70]
— Господин режиссер, за эти сапоги мне должен заплатить театр.
— Господин режиссер, можно мне не падать на пол, когда я теряю сознание? А то я испачкаю платье.
— Господин режиссер, там принесли корректуру афиши.
— Господин режиссер, годится эта материя на брюки? Автор начинает чувствовать себя самой последней и лишней спицей в колеснице. Так ему и надо, нечего было сочинять пьесу!
Генеральная репетиция
Теоретически на генеральной репетиции «все должно быть как во время спектакля» — декорации, освещение, костюмы, грим, звуки за сценой, реквизит и статисты.
Практически — это репетиция, на которой ничего такого нет и в помине; на сцене обычно только половина декораций, другая половина еще сохнет или набивается на рамы и «вот-вот будет на месте»; дошиты брюки, но не пиджаки; выясняется, что во всем театре нет ни одного подходящего парика; выясняется, что не хватает главных предметов реквизита, что статистов не будет, потому что один из них вызван свидетелем в суд, другой где-то на службе, а остальные в больнице и еще бог весть где; что нанятый флейтист может явиться только в три часа, так как он служит в акцизном управлении. Короче говоря, генеральная репетиция — это генеральный смотр всех нехваток последней минуты.
Автор сидит в зрительном зале и ждет, что будет делаться. Долго ничего не делается, сцена пуста. Собираются актеры, зевают и уходят в уборные, недовольно говоря друг другу:
— Я, знаешь, рольку-то еще не учил.
Потом привозят декорации, и на сцену устремляются рабочие.
Ему приятно, что сейчас он увидит готовую сцену. Рабочие в синих спецовках тащат стену комнаты. Превосходно! Волокут вторую стену. Ура!
Теперь осталась только третья стена. Но она еще в декорационной.
— Закройте пока каким-нибудь лоскутом! — кричит режиссер, и вместо третьей стены ставят дремучий лес.
Затем все дело застревает из-за какой-то кулисы. Начинается с того, что двое рабочих в синих блузах что-то там привинчивают.
— Что вы там делаете? — кричит мастер.
— Тут надо бы закрепить косячок, — отвечают рабочие.
Мастер бежит навести порядок, садится на корточки и тоже начинает привинчивать.
— С чем вы там возитесь, черт возьми? — кричит через четверть часа режиссер.
— Тут надо закрепить косячок, — отвечает мастер.
Режиссер изрыгает проклятие и бежит навести порядок, то есть садится на корточки и созерцает кулису.
— Господин режиссер, почему мы не начинаем? — взывает через четверть часа автор.
— Да тут нужно закрепить косячок, — отвечает режиссер.
Уничтоженный автор садится. Итак, им важнее какой-то косячок, чем пьеса. И что это такое — «косячок»?..
— Господин автор, почему мы не начинаем? — спрашивает из темноты зала женский голос.
— Нужно закрепить косячок, — тоном знатока отвечает автор, стараясь в темноте узнать того, кто спрашивает. Пахнет духами и мылом.
— Это я, Катюша. — И во тьме видна сверкающая улыбка. — Как вам нравится мое платье?
— А, платье! — Автор счастлив, что кто-то интересуется его мнением. С восторгом он заявляет, что именно так представлял себе наряд Катюши — простенький, без претензий…
— Да ведь это последняя модель, — обижается Катюша.
Наконец каким-то чудом загадочное дело с косячком улажено.
— На места! — кричит режиссер.
— Господин режиссер, этот парик на меня не лезет.
— Господин режиссер, а трость мне нужна?
— Господин режиссер, пришел только один статист.
— Господин режиссер, кто-то опять разбил аквариум.
— Господин режиссер, в этих тряпках я играть не буду!
— Господин режиссер, у нас перегорели две лампы по тысяче свечей.
— Господин режиссер, я сегодня буду только подавать реплики.
— Господин режиссер, вас зовут наверх.
— Господин режиссер, вас зовут вниз.
— Господин режиссер, вас зовут во вторую комнату.
— Начинаем, начинаем, — орет режиссер, — опустить занавес! Суфлер! Сценариус!
— Начинаем! — голосит сценариус.
Занавес опускается, в зрительном зале темно. У автора от нетерпенья захватывает дух. Сейчас, вот сейчас он увидит свое творение.
Сценариус дает первый звонок. Наконец-то писаный текст станет живым действием!
Второй звонок, но занавес не поднимается. Вместо этого вдруг слышится бешеный рев двух голосов, заглушенный занавесом.
— Опять поругались, — говорит режиссер и мчится на сцену наводить порядок. Теперь из-за занавеса слышен рев трех голосов.
Наконец еще один звонок, и занавес, дергаясь, ползет кверху. На сцене появляется совершенно незнакомый усатый мужчина и говорит:
— Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное.
Навстречу ему выходит какая-то дама:
— Что с тобой стряслось?
— Стоп! — кричит режиссер. — Потушите рампу. Усильте желтый свет. А почему солнце не светит в окно?
— Как не светит? Светит! — кричит голос из-под сцены.
— Это называется солнце? Сделайте ярче, да быстро!
— Тогда надо ввинтить пару тысячных, — говорит подземный голос.
— Так ввинтите же, черт возьми!
— А откуда их взять? — И на сцену вылезает человек в белом халате. — Я ж говорил, что они перегорели.
— Так ввинтите какие-нибудь другие! — страшным голосом распоряжается режиссер.
И он снова устремляется на сцену, где разражается скандал еще небывалой силы, каким начинается всякая генеральная репетиция.
