Том 7. Письма - [214]

Призывая на Вас благословение Неба, с чувствами совершенного почтения и преданности имею честь быть

Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

Архимандрит Игнатий.

1849, ноября 35 дня» [355.

На просьбу архимандрита Игнатия оказать содействие в подготовке регента для монастырского хора А. Ф. Львов 11 января 1851 г. отвечал ему:

«Ваше Высокопреподобие Милостивейший отец!

Разделяя вполне Ваше мнение, что без образованного регента никакой хор певчих не может делать успехи и исполнять правильное пение с желаемым совершенством, — с тем вместе, соображая всеблагую цель, … я не нахожу, не токмо препятствия к принятию в число учеников назначаемого Вами для образования послушника, но уверен, что сие послужит к положительному добру для хора Вашего, и к полезнейшему примеру для других монастырей, где при всем усердии братии, они лишены всех средств образовать себя, — достичь в пении желаемого совершенства, и, наконец, быть правильными судьями в нотах, сочиняемых для богослужения в храмах Божиих.

За сим я буду ожидать уведомления Вашего, Высокопреподобнейший отец мой, когда Вам угодно будет, чтоб я вошел с формальным представлением по сему предмету.

Благоволите принять уверение в совершенном почтении и преданности, с коими честь имею быть

Вашего Высокопреподобия покорнейший слуга

А. Львов»356.

Получив этот ответ, архимандрит Игнатий обратился 23 января 1851 г. с форменным представлением к Митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Никанору: «В вверенной управлению моему Сергиевой Пустыни с давнего времени введено придворное пение, заключающееся прежде в Литургии и некоторых сочинениях Бортнянского357. Впоследствии это пение обогащено многими переложениями с церковной простой ноты, каковые переложения, сообразно вкусу посещающей Сергиеву Пустыню публики, по возможности разучивались и употреблялись хором иночествующих. При таковом развитии пения нужда в регенте, основательно знающем свое дело, сделалась крайне ощутительною. Его Превосходительство, директор Придворной Певческой Капеллы Алексей Федорович Львов, по усердию своему к Святой Обители, много способствующий мне в устроении благолепного пения, вполне разделяет сие мое мнение, убедившись в справедливости его при личном присутствии своем на спевке крылосных Сергиевой Пустыни. Из числа послушников Сергиевой Пустыни имеет особенные музыкальные способности, что усмотрено и Генералом Львовым, послушник Стефан Артамонов, окончивший курс в Курской Семинарии. По совещании с Генералом, получив словесно согласие его на обучение оного послушника в Придворной Певческой Капелле, по примеру Епархиальных регентов, я ныне получил оное и письменно. Почему я осмеливаюсь испрашивать Вашего Архипастырского разрешения и благословения на дозволение Артамонову обучаться в Придворной Певческой Капелле. При сем не лишним считаю присовокупить, что Артамонов, получа должное образование, по музыкальным способностям, соединенным с душевным настроением к монашеской внимательной жизни, может быть полезен не только специально для Сергиевой пустыни, но и вообще для Епархиального ведомства, равно как и для самого искусства, о чем и генерал Львов упоминает в конце письма своего, которое имею честь приложить здесь в подлиннике на Архипастырское благорассмотрение»358.

Прекрасное пение певчих привлекало в Сергиеву пустынь многих любителей хорового пения, в числе которых были и известные музыканты, как, например, наш выдающийся композитор М. И. Глинка (1804–1857).

Михаил Иванович Глинка, живя в Санкт-Петербурге, конечно, бывал в Сергиевой пустыни, но его сближение с архимандритом Игнатием и те длительные беседы, о которых рассказывается в Жизнеописании Святителя, едва ли могли происходить ранее начала 1850-х гг. До этого времени, в 1830-х гг., он был слишком занят созданием своих гениальных опер: после премьеры в 1836 г. оперы «Жизнь за Царя» он на протяжении шести лет упорно трудился над созданием «Руслана и Людмилы» — премьера состоялась в 1842 г. А 1844–1848 гг. он провел за границей. Ко времени его возвращения в Санкт-Петербург в Сергиевой пустыни появился молодой послушник, Иван Григорьевич Татаринов, обладавший, по словам современников, удивительно красивым голосом — тенором, и Михаил Иванович, по просьбе архимандрита Игнатия, начал обучать его правильному пению, регентскому искусству и композиции.

Примерно в это же время Михаил Иванович серьезно увлекся старинной полифонией и начал изучать наследие Палестрины, Генделя и Баха. Он ставил перед собой задачу создания оригинальной системы русского контрапункта, что побудило его к углубленному изучению также древнерусских мелодий знаменного роспева, в которых он видел основу русской полифонии. Несомненно, что именно интерес к знаменному роспеву и явился поводом для длительных бесед его с архимандритом Игнатием. Л. И. Шестакова (1816–1906), сестра Михаила Ивановича, в своих воспоминаниях рассказывает: «В этом 1855 году, Великим постом брат хотел слышать сочиненную им перед этим церковную музыку: ектинии на обедни в три голоса и «Да исправится». Через князя Волконского устроилось так, что архимандрит Сергиевой пустыни был сам у нас и пригласил брата и меня приехать в назначенный им день в пустынь; брат был не очень здоров и ехать не мог, но отправил меня одну. С этого времени брат начал подумывать серьезно о церковной музыке и начал заниматься церковными нотами»