Том 7. Письма - [193]

Будучи верным сподвижником архимандрита Игнатия во все время его пребывания в Сергиевой пустыни, помощником во всех его начинаниях, Михаил Васильевич так и остался в его тени. По воспоминаниям архимандрита Пимена (Угрешского): «Он священства не желал и не принимал никаких видных должностей. Жизнь вел уединенную и воздержанную… и всегда и везде, где ни был, всеми был любим и уважаем за приветливость и общительность». «Жизнеописание святителя Игнатия» упоминает о нем теперь редко, в основном в связи с представлениями Государю, который его тоже знал по учению в Инженерном училище. Так, летом 1834 г. Государь неожиданно приехал в Сергиеву пустыню. «Дома ли архимандрит? Скажи, что прежний его товарищ хочет его видеть», — сказал он встреченному монаху. Пришел архимандрит. «Вслед за ним, — рассказывает Чихачев, — вхожу и я. Государь, увидев меня, обнял и тем такое впечатление сделал, что я сам обеими руками схватился за шею его, и мы, по крайней мере, раз пять поцеловались при всем народе и при Императрице с Наследником, взошедшими в церковь несколько позднее Государя. Потом, поставив нас рядом с настоятелем, много расспрашивал: «Всегда ль мы вместе? чем я занимаюсь? где третий из наших товарищей, поживший несколько времени в монастыре и снова поступивший на службу?» В ответ, что тот возвратился в мир и поступил вновь в службу, Государь заметил: «Видно, ему монастырский хлеб сух показался, а тебе, — обратился он к Чихачеву, значительно пополневшему, — пошел впрок».

Государь, очевидно, желал поддержать свою моральную связь с управляемою архимандритом Игнатием обителью, потому что в то же посещение пожелал, чтобы архимандрит и Михаил Чихачев, вместе с братией Александро-Невской Лавры и Митрополитом, являлись во дворец для славления Христа. «Что продолжается и до сегодняшнего времени».

Но, продолжает рассказ Чихачев, «видно многим из окружающих Государя лиц не понравилось искреннее обхождение его с монахами, наипаче же не нравилось оно общему врагу рода человеческого и всякого добра, который всячески старался навести гнев Государя на Игнатия за что бы то ни было и, к сожалению, успел. Вскоре после того последовали от Консистории три указа, один за другим, такие, которые нельзя было иначе исполнить, как уничтожив существование монастыря. Первый указ был о том, чтобы послать трех иеромонахов на флот, а всех тогда и с должностными было только шесть. Когда же послали, пришел другой указ с выговором настоятелю, зачем посылает престарелого. Но другого моложе и надежнее не имелось в нашей обители. Третий указ был о том, чтобы ни архимандриту, ни из братии никому не ездить в город иначе, как выписав себе прежде позволительный билет из Консистории. А у нас и хлеб, и провизия, и всякая вещь малая и большая покупаются в городе; когда же дожидаться билета консисторского? Но в этом Митрополита совершенно уверили, что на то есть Высочайшая воля. Когда, написав бумагу о невозможности исполнения Указа, настоятель привез ее к Владыке, тот не принял. Нечего было делать, поехали оба мы в Царское Село, тогда Царская фамилия находилась там. Только мы подъехали к крыльцу, встречается Наследник, нынешний Император. Обратись к товарищу, спрашивает о причине его приезда. «Мне надо видеть Государя», — отвечает товарищ. «Хорошо, — сказал Наследник, — я доложу ему о вас, а вы подождите ответа у Кавелина на квартире». Чрез несколько часов Кавелин приходит и узнает от нас обо всем — ему и поручено было от Государя так сделать и ему донести. По возвращении в монастырь архимандрит снова поехал к Митрополиту и сказал, что он уже ездил к Наследнику и говорил с ним об этом. Митрополит говорит: «Вот очень хорошо сделали, может быть, и другим можно будет сделать облегчение»; и опять не хотел принять бумаги. Но секретарь Суслов, услышав это объяснение, понял дело и сказал: «действительно, это с нашей стороны ошибка». Тогда только Митрополит взял дело и разрешил ездить Сергиевским по-старому».

Но все скорби и гонения были ничто в сравнении с тем, чем обносила архимандрита обыденная клевета и людское злоречье. Примером тому может служить рассказанная Чихачевым история с французским посланником при Русском дворе Барантом, в подробностях включенная в «Жизнеописание святителя Игнатия»314.

«Было время, — пишет Чихачев, — что и духовное начальство хотело сжить архимандрита и заставить его просить увольнения от должности, чтоб самим управлять по их желанию, но и того не удалось. Это было во время болезни митрополита Антония, когда всеми епархиальными делами управлял викарный епископ Нафанаил. Архимандрит, видя и понимая все, подал прошение об увольнении, но Синод благоволил дать ему только на год отпуск в избранный им Бабаевский монастырь Костромской епархии».

По свидетельству Чихачева, за время отпуска Настоятеля, Государь, увидев Чихачева, спрашивал о здоровье архимандрита Игнатия и приказал передать ему, что нетерпеливо ожидает его возвращения.

«Прошло время, — пишет далее Чихачев, — и не стало уже ни Митрополита Антония, ни викария его; места их заменили другие. Митрополит Никанор сам был некогда настоятелем Сергиевой пустыни, знал, что было тогда и что сделалось потом. При этом Владыке было полегче, хотя и бывали некоторые недоумения и недоверчивость к настоятелю, но и то прошло. Митрополит Григорий, тоже бывший настоятель Сергиевский, хорошо знал и понимал архимандрита». По свидетельству Чихачева, «архимандрита Игнатия сначала предполагали назначить Епископом в Новгород, куда он уже и готовился. Но вышло иначе. В Новгород посвятили другого, а архимандрита Игнатия через год после этого назначили Епископом Кавказским и Черноморским для приведения епархии в должный порядок».