Том 7. Пьесы - [121]

Шрифт
Интервал

Ингрид. Так просто никогда не бывает.

Саша. Оказывается, бывает. Никогда до сих пор о нем не думала и вдруг в один прекрасный день поняла, что люблю его. Люблю безумно. Его одного в целом свете. И ничего не могу с собой поделать. Знаешь, Ингрид: в этом даже есть что-то удивительное. Я потеряла волю, покой, сон… Не могу спать… Принимаю нембутал.

Ингрид. Санька, ты преувеличиваешь.

Саша. К сожалению, нет. Какое-то наваждение.

Ингрид. А он?

Саша. Он ничего не подозревает.

Ингрид. Совсем ничего?

Саша. Абсолютно ничего. Как будто бы я пустое место.

Ингрид. Беда!

Саша. Настоящая беда. Кошмар. Прямо не знаю, что делать. Я даже хотела записаться на прием к психиатру, чтобы он мне что-нибудь посоветовал эффективное. Может быть, гипноз. Лечат же алкоголиков гипнозом.

Ингрид. Ты говоришь белиберду.

Саша. Конечно, белиберду. Я это и сама понимаю. В конце концов я дошла до того, что решила просто сказать ему все.

Ингрид. Объясниться в любви?

Саша. Да.

Ингрид. Как Татьяна Онегину?

Саша. И даже хуже. Уже совсем было собралась. Но в последний момент не решилась. Язык присох.

Ингрид. И ты очень хорошо сделала. Женщина не должна объясняться в любви мужчине. Надо не иметь никакого самолюбия.

Саша. Ах, при чем здесь самолюбие, когда дело идет о счастье?

Ингрид. Надо быть гордой.

Саша. У тебя какие-то скандинавские представления о женщине.

Ингрид. Может быть. Не будем об этом спорить. И он действительно ни о чем не догадывается?

Саша. Не догадывается.

Ингрид. А ты ему делала какой-нибудь намек?

Саша. Делала.

Ингрид. Какой же?

Саша. Смотрела на него.

Ингрид. И какой результат?

Саша. Все равно не догадался.

Ингрид. Такой толстокожий?

Саша. Он не толстокожий, но у него просто такой характер.

Ингрид. Кто же он?

Саша. Разве я тебе не сказала?

Ингрид. Не сказала. Я его знаю?

Саша. Конечно. Отлично знаешь. Из нашей старой компании. Игорь Шаронов.

Ингрид. Ах, так!

Саша. Ты удивлена?

Ингрид. Нет, почему же? Вполне естественно, что молодая женщина выбирает себе молодого мужчину, как у Гамсуна. Ну, что же? Игорь Шаронов может понравиться. Ему всего двадцать четыре года, а он уже врач, хирург с прекрасной репутацией. О нем нельзя сказать ничего плохого. Только хорошее.

Саша. Правда?

Ингрид. Разумеется. Больше того, из всех наших знакомых парней это, пожалуй, самый лучший. И нет ничего удивительного, что он пришелся тебе по сердцу и ты его искренне полюбила. Он вполне того заслуживает. Превосходный мужчина. Правда, не вполне в моем вкусе, но превосходный.

Саша. Почему же не в твоем вкусе? В чем ты видишь его недостатки?

Ингрид. Слишком уравновешенный.

Саша. Ты думаешь?

Ингрид. Во всяком случае, мне так кажется.

Саша. А мне не кажется.

Ингрид. Не кажется потому, что ты в него влюблена. Ты в нем хочешь ощущать душевные бури. Ты льстишь себя надеждой, что под холодным пеплом таится вулкан, который в один прекрасный день начнет извергаться и бросать вверх камни и пепел и зальет тебя лавой, как Помпею. Но ты заблуждаешься. Он слишком спокоен, слишком холоден. Во всяком случае, я бы сначала сильно подумала, прежде чем в него влюбиться.

Саша. Ты слишком рассуждаешь.

Ингрид. К сожалению. Или к счастью.

Саша. А я так не могу. Я — как в воду головой. Если бы он вдруг вошел сюда сейчас и сказал: «Саня, я тебя люблю, иди со мной», — я бы бросила все и пошла за ним с закрытыми глазами хоть на край света.

Игорь(входит). Здравствуйте, девушки.

Саша. Ах!

Ингрид. Ах!

Игорь. Почему такой испуг?

Ингрид. Мы как раз только что говорили о тебе.

Игорь. Что именно?

Ингрид. Я говорила, что ты человек холодный и уравновешенный, а Саша утверждает, что это только так кажется. Скажи, кто из нас прав?

Игорь. Конечно, ты, Ингрид. Я человек действительно уравновешенный и хладнокровный, как и подобает человеку моей профессии, хирургу. Здравствуй, Ингрид. (Подает ей руку.) С Сашей мы уже недавно виделись. Я очень рад, Саша, что застал тебя дома. Ты мне срочно необходима. Нам надо с тобой поговорить.

Ингрид(Саше). Мне можно остаться при вашем разговоре или нужно удалится?

Саша. Не знаю…

Ингрид. Игорь?

Игорь. Собственно говоря, здесь нет никаких секретов. Ничего особенного. Но лучше удались. На пять минут, не больше.

Ингрид. Через пять минут я вернусь. (Уходит.)

Игорь. Ну-с… Итак…

Саша. Что?

Игорь. Ничего особенного. Если хочешь, сядем.

Саша. Хорошо. Сядем.

Игорь. Ты здорова?

Саша. А что?

Игорь. Мне кажется, что у тебя что-то вроде лихорадки. Может быть, тебя послушать?

Саша. Не надо.

Игорь. Что ты сказала? Тебя совсем не слышно. Можно подумать, что у тебя пропал голос.

Саша. Нет, я здорова.

Игорь. Что?

Саша. Я говорю, что я здорова.

Игорь. Не похоже. А ну-ка, дай руку.

Она дает руку.

Совсем ледяная.

Саша. Это потому, что правая.

Игорь. Не понимаю.

Саша. А левая горячая.

Игорь. Да. Странно. Такое впечатление, что ты совсем расклеилась. Совсем некстати.

Саша. Нет, ничего. Не обращай внимания. Я очень рада, что ты пришел. Ты совсем редко заходишь. А ведь мы с тобой когда-то так дружили. Помнишь?

Игорь. Чего ж не помнить? Конечно, помню… Итак… Я пришел совсем ненадолго. Видишь ли, Саша, в чем дело. Мы ведь с тобой старые друзья, не так ли? Ты меня хорошо знаешь. Я тебя хорошо знаю.


Еще от автора Валентин Петрович Катаев
Белеет парус одинокий

В книгу выдающегося советского писателя Валентина Катаева вошли хорошо известные читателю произведения «Белеет парус одинокий» и «Хуторок в степи», с романтической яркостью повествующие о юности одесских мальчишек, совпавшей с первой русской революцией.


Алмазный мой венец

В книгу выдающегося советского писателя вошли три повести, написанные в единой манере. Стиль этот самим автором назван «мовизм». "Алмазный мой венец" – роман-загадка, именуемый поклонниками мемуаров Катаева "Алмазный мой кроссворд", вызвал ожесточенные споры с момента первой публикации. Споры не утихают до сих пор.


Трава забвенья

В книгу выдающегося советского писателя вошли три повести, написанные в единой манере. Стиль этот самим автором назван «мовизм». По словам И. Андроникова, «искусство Катаева… – это искусство нового воспоминания, когда писатель не воспроизводит событие, как запомнил его тогда, а как бы заново видит, заново лепит его… Катаев выбрал и расставил предметы, чуть сдвинул соотношения, кинул на события животрепещущий свет поэзии…»В этих своеобразных "повестях памяти", отмеченных новаторством письма, Валентин Катаев с предельной откровенностью рассказал о своем времени, собственной душевной жизни, обо всем прожитом и пережитом.


Катакомбы

Заключительная часть тетралогии «Волны Черного моря».


Хуторок в степи

Роман «Хуторок в степи» повествует с романтической яркостью о юности одесских мальчишек, совпавшей с первой русской революцией.


Цветик-семицветик

Приключения девочки Жени, в результате которых ей в руки попадает волшебный цветок. Оторвав один из семи лепесток волшебного цветка, можно загадать желание.


Рекомендуем почитать
Том 4. Повести

В четвертый том собрания сочинений Валентина Катаева вошли повести: «Я, сын трудового народа…», «Жена», «Электрическая машина», «Сын полка», «Поэт».http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф

В настоящий том Собрания сочинений В. Катаева вошли его юмористические рассказы и фельетоны разных лет, печатавшиеся в журналах «Красный перец», «Крокодил», «Бузотер», «Смехач», «Заноза с перцем», «Чудак», «Гаврило» и в газетах «Гудок», «Рабочая газета», «Литературная газета», «Правда», а также сатирический роман-пародия «Остров Эрендорф».http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 1. Рассказы и сказки

В первом томе настоящего Собрания сочинений Валентина Катаева представлены рассказы и сказки писателя, созданные им более чем за пятьдесят лет его творчества, начиная с дореволюционных публикаций и кончая произведениями последнего времени.http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 6. Зимний ветер. Катакомбы

В шестой том собрания сочинений Валентина Катаева вошли две последние части тетралогии «Волны Черного моря»: «Зимний ветер» и «Катакомбы».http://ruslit.traumlibrary.net.