Том 7. Лавка древностей - [14]
Несмотря на то, что наши чаевницы были немало наслышаны об этом обстоятельстве и уже год судили и рядили о нем за чаепитиями во всех соседних домах, стоило им только услышать официальное сообщение миссис Джинивин, как все они затараторили разом, стараясь перещеголять одна другую в пылкости чувств и красноречии. Людям рта не зажмешь, провозгласила миссис Джордж, и люди не раз твердили ей обо всем этом, да вот и присутствующая здесь миссис Саймонс сама ей это рассказывала раз двадцать, на что она всякий раз неизменно отвечала: «Нет, Генриетта Саймонс, пока я не увижу этого собственными глазами и не услышу собственными ушами, не поверю, ни за что не поверю». Миссис Саймонс подтвердила свидетельство миссис Джордж и подкрепила его собственными, столь же неопровержимыми показаниями. Дама с улицы Майнорис поведала обществу, какому курсу леченья она подвергла своего мужа, который спустя месяц после свадьбы обнаружил повадки тигра, но был укрощен и превратился в совершеннейшего ягненка. Другая соседка тоже рассказала о своей борьбе, завершившейся полной победой после того, как она водворила в дом матушку и двух теток и проплакала шесть недель подряд, не осушая глаз ни днем, ни ночью. Третья, не найдя в общем гаме более подходящей слушательницы, насела на молодую незамужнюю женщину, оказавшуюся среди гостей, и стала заклинать ее ради ее же собственного душевного покоя и счастья принять все это к сведению и, почерпнув урок из безволия миссис Квилп, посвятить себя отныне усмирению и укрощению мятежного духа мужчин. Шум за столом достиг предела, дамы старались перекричать одна другую, как вдруг миссис Джинивин побледнела и стала исподтишка грозить гостьям пальцем, призывая их к молчанию. Тогда и только тогда они заметили в комнате причину и виновника всего этого волнения — самого Дэниела Квилпа, который пристально взирал на них и с величайшей сосредоточенностью слушал их разговоры.
— Продолжайте, сударыни, продолжайте! — сказал Дэниел.— Миссис Квилп, уж вы бы, кстати, пригласили дам отужинать, подали бы им омаров да еще чего-нибудь, что полегче и повкуснее.
— Я… я не звала их к чаю, Квилп,— пролепетала его жена.— Это получилось совершенно случайно.
— Тем лучше, миссис Квилп. Что может быть приятнее таких случайных вечеринок! — продолжал карлик, яростно потирая руки, словно он задался целью скатать из покрывавшей их грязи пули для духового ружья.— Как! Неужели вы уходите, сударыни? Неужели вы уходите?
Его очаровательные противницы только вскинули головки и принялись спешно разыскивать свои чепцы и шали, а словесную перепалку с ним предоставили миссис Джинивин, которая, очутившись в роли поборницы женских прав, сделала слабую попытку постоять за себя.
— А что ж тут такого, Квилп? — огрызнулась она.— Вот возьмут и останутся к ужину, если моя дочь захочет их пригласить!
— Разумеется! — воскликнул Дэниел.— Что ж тут такого — возьмут и останутся!
— Уж будто и поужинать людям нельзя! Что же в этом неприличного или зазорного? — продолжала миссис Джинивин.
— Решительно ничего,— ответил карлик.— Откуда у вас такие мысли? А уж для здоровья как хорошо! Особенно если обойтись без салата из омаров и без креветок, которые, как я слышал, вызывают засорение желудка.
— Вы, разумеется, не захотите, чтобы с вашей женой приключилась такая болезнь или какая-нибудь другая неприятность? — не унималась миссис Джинивин.
— Да ни за какие блага в мире! — воскликнул карлик и ухмыльнулся.— Даже если мне посулят такое благо, как двадцать тещ. А я был бы так счастлив с ними!
— Да, мистер Квилп! Моя дочь приходится вам супругой,— продолжала старушка с язвительным смешком, который должен был подчеркнуть, что карлику полезно лишний раз напомнить об этом обстоятельстве.— Она приходится вам законной супругой!
— Справедливо! Совершенно справедливо! — согласился он.
— И надеюсь, Квилп, она вправе поступать по собственному усмотрению,— продолжала миссис Джинивин, дрожа всем телом не то от гнева, не то от затаенного страха перед своим зловредным зятем.
— Я тоже надеюсь,— ответил он.— Да разве вы сами этого не знаете? Так-таки и не знаете, миссис Джинивин?
— Знаю, Квилп, и она воспользовалась бы своим правом, если бы придерживалась моих взглядов.
— Почему же, голубушка, вы не придерживаетесь взглядов вашей матушки? — сказал карлик, круто поворачиваясь к жене.— Почему, голубушка, вы не берете с нее примера? Ведь она служит украшением своего пола,— ваш батюшка, наверно, не уставал твердить это изо дня в день всю свою жизнь!
— Ее отец был счастливейшим человеком, Квилп, и один стоил двадцати тысяч некоторых других,— сказала миссис Джинивин,— двадцати миллионов тысяч!
— А я его не знал! Какая жалость! — воскликнул карлик.— Но если он был счастливцем, то что же сказать о нем теперь! Вот кому повезло! Зато при жизни он, надо думать, очень мучился?
Старушка открыла рот, но тем дело и ограничилось. Квилп продолжал, так же злобно сверкая глазами и тем же издевательски-вежливым тоном:
— Вам нездоровится, миссис Джинивин. Вы, должно быть, переутомились — болтаете много, я же знаю вашу слабость. В постель ложитесь, в постель! Прошу вас!
