— Положим, в учености он тут с любым может поспорить. Стоит только почитать проспекты, которые выпускает его фирма, насчет гормонов и холодильников.
Доктор Плениш осведомился:
— А это действительно крупная фирма?
Доктор Райот ответил с уважением:
— «Мардук и Сайко» считается членом Первой Четверки. У полковника, надо думать, сколочен капиталец миллионов в пять.
Доктор Плениш вздохнул:
— Он мне кажется человеком, с которым приятно было бы вести знакомство.
— Тише, мальчики, — скомандовала Пиони. — Я хочу слышать, что полковник говорит Першингу.[79]
Кроме обеда, для делегатов был устроен прием у доктора Прокопуса на Парк-авеню, выдержанный в самом роскошном манхэттенском стиле, и Пиони окончательно убедилась, что Нью-Йорк не город, а сплошное блаженство.
Им так и не удалось вникнуть до конца в многообразные функции доктора Прокопуса. Считалось, что он психиатр; предполагалось, что он обучает женщин искусству терпеть богатых мужей; но, кроме того, он, по-видимому, играл роль повивальной бабки во всех интеллектуальных начинаниях города. Он постоянно знакомил литераторов с организаторами радиопередач, политиков — с издателями газет и журналов, австрийских банкиров — с американскими банкирами, хорошеньких замужних женщин — с врачами, которые знали кое-кого, кто знал адрес специалиста по абортам. В его квартире было двенадцать комнат, каждая такой площади, как весь кинникиникский коттедж Пленишей, и стены сплошь увешаны фотографиями оперных певцов и певиц с их автографами.
На этом приеме Пиони воспылала невинной страстью к исследователю дальних стран капитану Хету Гисхорну. Он был англичанин родом, хорошо одевался, носил монокль и побывал на Целебесе, что произвело особенное впечатление на Пиони, хотя она никак не могла припомнить, что это такое — остров или форма брачных отношений.[80] Он поцеловал ей руку и принес бокал с коктейлем розового цвета.
— Да уж, мальчики, вот у кого можете поучиться светскому обхождению, — сказала Пиони Джорджу Райоту.
— Подумаешь! Кому нужен такой цирлих-манирлих! — возмутился Джордж. — Если вам непременно надо влюбиться в кого-нибудь, Пиони, влюбитесь или в Гида, или в меня.
— Я бы даже сказал, что ты можешь обойтись без всяких «или», Пиони, — сердито сказал доктор Плениш. Он было насупился, но вспомнил, что Джордж — его единственный друг в этом головокружительном мире двенадцатикомнатных квартир, исследователей дальних стран и полковников-миллионеров.
Ему вдруг захотелось очутиться в пивной в маленьком провинциальном городке, со своим однокашником Хэтчем Хьюитом… Пиони, Хэтч, Джордж Райот, дочурка Кэрри — есть ли у него еще кто-нибудь в целом мире?.. Он испытывал смутное облегчение от мысли, что Пиони с Джорджем едва ли могут зайти дальше легкого флирта.
Под покровом всех этих интеллектуальных развлечений доктор Плениш усиленно вербовал среди хескетовских директоров сторонников своего плана перевода Института в Нью-Йорк. Он заручился обещаниями поддержки у Джорджа Райота, у миссис Гохберг и у одного недавно избранного директора, элегантного, представительного нью-йоркского священника, доктора Элмера Гентри.[81]
Доктор Гентри был, пожалуй, самым популярным из всех радиопасторов Манхэттена. Говорили, что он окончил Гарвардский университет[82] и, кроме того, учился в Германии, но свою ежедневную передачу «Любовь — Утренняя Звезда»[83] он вел в простом фамильярно-компанейском тоне, чем завоевал себе миллион постоянных слушателей, преимущественно из числа лежачих инвалидов, и приобрел такого мощного патрона, как «Акционерное общество Фосфоризованной Жевательной Резины». Он выступал с лекциями и у себя в церкви, однако специалисты находили, что в докторе Элмере Гентри есть нечто такое, что делает его особенно подходящим оратором для радио.
Но даже обеспечив себе поддержку более влиятельных директоров, доктор Плениш целых две недели после своего возвращения в Чикаго не решался заговорить с Гамильтоном Фрисби о предполагаемом бегстве в Медину.[84] Готовясь к этой сцене, он перебрал все тона, в которых мог бы провести свою роль в ней: тон мягкий и чувствительный, тон смелый и настойчивый, тон небрежный и слегка юмористический — ив конце концов остановился на энергичном тоне делового человека. В таком духе он и открыл военные действия:
— Я тут занимался нашим вопросом, изучил его досконально. Мы не должны идти на поводу у предрассудков и сантиментов. Я сам очень люблю Чикаго, но ради пользы дела нам давно пора перевести центр Института на Атлантическое побережье.
Фрисби долго смотрел на него молча.
— Да, я получил письмо от Криса Стерна. Значит, вы с Крисом решили, что вам удастся оттереть меня от «кормушки? Плениш, вы уволены!
— !..!..
— Незаконно? Да, конечно, это незаконно. Но директора обычно делают то, что я им указываю. На очередном общем собрании вас не переизберут. Так что до июля у вас есть время подыскать себе новое место, если вам это удастся, Плениш, если вам это удастся.
Доктор Плениш напустился на преподобного доктора Джеймса Северенса Китто. Он кричал, что если доктор Китто послушается этого постнорожего разбойника мистера Фрисби, значит, сам он трус и лицемер.
