Том 7. Гидеон Плениш. Статьи - [13]

Он готов был занять свое место в ученом мире Восточного Побережья, но проклятые снобы из Колумбии, Гарварда, Принстона и Йеля, эти академические фарисеи, отнеслись к нему без сочувствия. Быть может, ему не хватало именно любящей женщины, которая, подобно домашней Жанне д'Арк, указала бы ему путь.

Профессор Плениш пришел к заключению, что пассажиры вагона Чикаго — Кинникиник даже не заметили его. Он мрачно поглядывал на свой новый ярко-желтый кожаный чемодан с большими золотыми буквами Г. П. Не стоило, пожалуй, так дорого платить за него.

Он вздохнул, отмахнулся от услужливо подскочившего проводника и сам вынес свой чемодан на площадку.

Мимо поезда бежал уже Кинникиник: две пузатые нефтяные цистерны, двор, загроможденный старыми, ломаными автомашинами, два элеватора, один выкрашенный в кричащий красный цвет, другой серый, оцинкованного железа, одиноко возвышающиеся на блеклом фоне выгоревшей прерии. Профессору Пленишу после тенистой солидности Нью-Хейвена все это показалось беспорядочным и убогим, но, слезая со ступенек с тяжелым чемоданом в руке, он мог утешиться приветливым восклицанием начальника станции:

— С приездом, проф!

Он был дома. На дощатой платформе, у маленького красного станционного здания, хорошенькая студентка третьего курса указала на него стайке еще более хорошеньких первокурсниц — указала и зашептала что-то, после чего все девушки посмотрели ему вслед внимательно, без хихиканья. Он был дома, и он был здесь важным лицом, и шофер ветхозаветного такси окликнул его при выходе:

— Вернулись, проф? Поедем, что ли?

В те времена и в тех местах у молодых людей была мода малевать на своих дедовских автомобилях надписи вроде: «На край света и обратно» или «Садись, детка, не бойся». Но все подобные любительские попытки стушевывались перед этим такси — открытым прогулочным фордиком, на котором значилось: «Кинникиникская Контора Круговых Катаний», а рядом изображены были молодые люди в белых галстуках и дамы в нескромных вечерних туалетах на загородной пирушке, где вся закуска состояла из бананов и крутых яиц. Профессору Пленишу после вязов Хиллхауз-авеню подобная безвкусица показалась унизительной; он сидел в фордике, бросая по сторонам гневные взгляды, и его пышная бородка угрожающе топорщилась.

Все приняло более отрадный вид, когда они подъехали к колледжу. На крутом берегу реки Кинникиник, изгибавшейся в виде вопросительного знака, несколько серых зданий в тюдоровском стиле окаймляли четырехугольный двор, осененный листвой дубов и кленов, — место, созданное для раздумий. Молодой профессор Плениш, глядя на него, радовался: «Поменьше Йеля, конечно, но архитектура гораздо строже и постановка преподавания разумнее, а главное — души больше!»

Фордик остановился у его резиденции — две комнаты, кабинет и спальня в белом домике миссис Хилп, вдовы, которую никто никогда не замечал и никто никогда не мог бы описать. Миссис Хилп выбежала на широкое крытое крыльцо и воскликнула:

— Добро пожаловать, профессор! — от чего в нем еще усилилось сознание собственной значительности. Он распаковал чемодан, то есть выбросил из него все на кровать, чтобы миссис Хилп убрала. Профессор не отличался особой аккуратностью.

Было еще достаточно тепло для того, чтобы продемонстрировать новый полотняный костюм, купленный в Ныо-Хейвене, и, облачась в эти светлые ангельские ризы, он отправился по своим делам, вновь чувствуя себя человеком, которого ждут и который нужен. Он заглянул в свой служебный кабинет — мрачную клетушку с шиферным полом в цокольном этаже Административного корпуса-и поздоровался со своей секретаршей, обожавшей его, но чрезмерно поджарой и целомудренной. Она уже ответила за него на все письма, и ему решительно нечего было с нее спросить; он только потрепал ее по плечу в знак того, что дружески расположен к ней, но все же следит за тем, чтобы все было в порядке.

Он прошел под мемориальной аркой, украшенной гербами девяти колледжей Новой Англии, и двинулся вдоль Уоллес-авеню; зашел в магазин «Все для студентов», где купил ярко-зеленый галстук, который ему не нравился, а затем в «Книжную и Табачную Кооперативную Торговлю», где купил красную чернильную резинку, которая ему не была нужна. Зато он имел удовольствие услышать от продавщицы:

— А уж мы по вас соскучились, профессор. Рады вас опять видеть.

Свой визит к мистеру У. К. Придмору, директору Национального банка скотопромышленников и председателю попечительского совета Кинникиникского колледжа, он наметил на половину четвертого — час, когда банк закрыт для публики, категории людей, которую старик упорно именовал плебсом. В пять он нанесет визит новому ректору колледжа. Такой продуманный график деловых встреч оставлял ему в промежутке три четверти часа на запросы сердца, в данный момент сосредоточивавшиеся на изящной особе доктора мисс Эдит Минтон.

Мистер У. К. Придмор сидел неподалеку от входа в зал, где дубовым барьером было отгорожено для него нечто вроде свиного закутка, только чище. Гораздо чище. Это был мягкосердечный человек с щетинистыми усами, который всякий раз огорчался, когда приходилось отказывать в праве выкупа просроченной закладной. А так как он полагал, что профессор Плениш женится на его вдовой дочери Текле, и так как он считал профессора Плениша самым начитанным и самым красноречивым из всех известных ему молодых людей, и притом со здравыми взглядами на республиканскую партию и с приличным окладом жалованья, он поднялся из-за своего стального бюро, один вид которого вызывал у просителей ссуды головную боль, протянул трясущуюся руку и воскликнул: