Том 7. Американский претендент. Том Сойер за границей. Простофиля Вильсон - [6]
— Вот ведь как странно может получиться, — помолчав немного, задумчиво промолвил Вашингтон, — метить на должность посланника в Англии с двадцатитысячным содержанием в год и не получить даже места сортировщика кремней для ружей с содержанием…
— Три доллара в неделю. Такова жизнь, Вашингтон! Люди стремятся к чему-то, борются — конец один: метил попасть во дворец, а утонул в сточной канаве.
Снова воцарилось молчание; оба задумались. Затем Вашингтон с живейшим сочувствием сказал:
— Итак, вы приехали сюда вопреки своей воле, из чувства патриотического долга, идя навстречу желаниям эгоистичных людей, и что получили в награду? Ничего.
— Ничего? — Полковник даже встал, чтобы лучше выразить всю безграничность своего удивления. — Ни-чего, Вашингтон? А скажи на милость, быть Постоянным Членом — и притом единственным Постоянным Членом! — Дипломатического Корпуса, аккредитованного при величайшей стране в мире, — это, по-твоему, ничего?
Теперь настала очередь Вашингтона удивляться. Он положительно онемел, однако его широко раскрытые глаза и почтительное восхищение, читавшееся на лице, были выразительнее любых слов. Это подействовало как бальзам на оскорбленное самолюбие полковника, и он с довольным и умиротворенным видом снова опустился в кресло. Затем, нагнувшись к собеседнику, он внушительно произнес:
— А чего же еще, по-твоему, следовало ждать человеку, прославившемуся биографией, не имеющей себе равных в мировой истории, — человеку, пользующемуся, так сказать, постоянной дипломатической неприкосновенностью, ибо пусть на короткое время, но благодаря своим петициям он был связан со всеми дипломатическими постами, какие имеются в распоряжении нашего правительства, начиная с чрезвычайного посла и полномочного министра при Сент-Джеймском дворе и кончая консулом на скалистом островке, в Зондском проливе, так называемом Острове Птичьего Помета, там и жалованье платят пометом, — только островок этот исчез вследствие вулканического извержения за день до того, как добрались до моей фамилии в списке претендентов на этот пост! Естественно, что я мог рассчитывать на нечто равно великое, соответствующее масштабам моей уникальной и славной биографии, — и я это получил. Волею всего нашего общества, по требованию народа, — а это такой могучий рычаг, который опрокидывает все законы и декреты, и приговор его не подлежит обжалованию, — я был назначен Постоянным Членом Дипломатического Корпуса при республиканском правительстве Соединенных Штатов Америки, а в Корпусе этом представлены все многочисленные государства и цивилизации нашего земного шара. Меня тогда до самого дома провожали с факелами.
— Чудесно, полковник, просто чудесно:
— Это самый высокий официальный пост, какой существует на земле.
— Еще бы, и самый значительный.
Вот именно. Ты только подумай: нахмурюсь — и начинается война; улыбнусь — и сражающиеся народы складывают оружие.
— Это ужасно. Я имею в виду ответственность, конечно.
— Сущие пустяки. Ответственность никогда не была для меня бременем: я привык к ней, давно привык.
— Но работа — работа! Ведь вам, наверно, приходится присутствовать на всех заседаниях?
— Кому, мне? Да разве русский император присутствует на собраниях губернаторов своих провинций? Он сидит дома и изъявляет свою августейшую волю.
Вашингтон с минуту помолчал, затем глубокий вздох вырвался из его груди.
— А я-то так гордился еще час тому назад! Но каким жалким кажется мне мое маленькое назначение сейчас! Я ведь приехал в Вашингтон, полковник, как делегат конгресса от Становища Чероки!
— Дай мне твою руку, мой мальчик! Вот это новость! — вскочив на ноги, с превеликим энтузиазмом воскликнул полковник. — Поздравляю от всего сердца. Мои предсказания сбылись. Я всегда говорил, что в тебе что-то есть. Всегда говорил, что ты рожден для высокой миссии и добьешься своего. Вот спроси у Полли, говорил я это или нет?
Вашингтон был положительно ошеломлен столь бурным проявлением чувств.
— Но, полковник, это же такая малость. Становище Чероки — всего лишь узенькая пустынная, почти безлюдная полоска каменистой земли, затерянная среди бескрайних просторов обширного континента; представлять ее в конгрессе — все равно что представлять бильярдный стол, и притом никому не нужный.
— Тэ-тэ-тэ, это высокая и многообещающая должность, а каким влиянием она позволит тебе здесь пользоваться!
— Ну что вы, полковник! У меня ведь нет даже права голоса.
— Это все ерунда. Зато ты можешь произносить речи.
— Нет, не могу. Населения у нас всего двести…
— Ничего, ничего…
— Но они не имели права выбирать меня: мы ведь даже и не территория — никто не узаконивал нас в качестве таковой, и правительство официально понятия не имеет о нашем существовании.
— Не расстраивайся, пожалуйста, я это улажу. Мигом проведу через правительство, ты и глазом не успеешь моргнуть, как все будет оформлено.
— Правда, полковник? Это очень любезно с вашей стороны. Нет, вы все такой же золотой человек, старый преданный друг! — И слезы благодарности наполнили глаза Вашингтона.
