Том 6. Зверобой, или Первая тропа войны - [147]

— Я заставил его вильнуть книзу, Змей; думаю, что перья были немного задеты, но он еще не потерял ни капли крови. Впрочем, это старое ружьишко не годится для такой стрельбы. Живо, делавар, бери свой карабин, а вы, Джудит, дайте мне "оленебой"! Это самый подходящий случай испытать все его качества.

Соперники приготовились, а девушки стояли поодаль, с нетерпением ожидая, чем кончится состязание. Орел описал широкий круг и, снова поднявшись ввысь, пролетел почти над самым "замком", но еще выше, чем прежде. Чингачгук посмотрел на него и объявил, что немыслимо попасть в птицу по отвесной линии кверху. Но тихий ропот Уа-та-Уа наставил его изменить свое решение, и он выстрелил. Результат, однако, показал, что он был прав, так как орел даже не изменил направление своего полета, продолжая чертить в воздухе круги и спокойно глядя вниз, как будто он презирал своих врагов.

— Теперь, Джудит, — крикнул Зверобой, смеясь и весело поблескивая глазами, — посмотрим, можно ли называть "оленебой" также и "убей орла"!.. Отойди подальше, Змей, и гляди, как я буду целиться, потому что этому следует учиться.

Зверобой несколько раз наводил ружье, а птица тем временем продолжала подниматься все выше и выше. Затем последовали вспышка и выстрел. Свинцовый посланец помчался кверху, и в следующее мгновение птица склонилась набок и начала опускаться вниз, взмахивая то одним, то другим крылом, иногда описывая круги, иногда отчаянно барахтаясь, пока наконец, сделав несколько кругов, не свалилась на нос ковчега. Осмотрев ее тело, обнаружили, что пуля попала между крылом и грудной костью.

ГЛАВА XXVI

Она на эти каменные плит

Окаменевшей грудью возлегла,

Здесь спал судья, которому открыты,

Все помыслы людские и дела,

Был список у него добра и зла

Пред коим все живущие в ответе

Хоть сердца чище не было на свете,

Но и его пронзили строки эти.

Джайлз Флетчер

[Перевод А. Лаврина]

— Мы поступили Легкомысленно, Змей. Да, Джудит, вы поступили очень легкомысленно, убив живое существо из пустого тщеславия! — воскликнул Зверобой, когда делавар поднял за крылья огромную птицу, глядевшую на врагов в упор своим тускнеющим взглядом — тем взглядом, которым беспомощные жертвы всегда смотрят на своих убийц. — Это больше пристало двум мальчишкам, чем двум воинам, идущим по тропе войны, хотя бы и первый раз в жизни. Горе мне! Ну что же, в наказание я покину вас немедленно, и когда останусь один на один с кровожадными мингами, то, вероятнее всего, мне придется вспомнить, что жизнь сладка даже зверям, бродящим по лесу, и птицам, летающим в воздухе… Подите сюда, Джудит! Вот "оленебой". Возьмите его обратно и сохраните для рук, более достойных владеть таким оружием.

— Я не знаю рук более достойных, чем ваши, Зверобой, — ответила девушка поспешно. — Никто, кроме вас, не должен прикасаться к этому оружию.

— Если речь идет о моей ловкости, вы, быть может, и правы, девушка, но мы должны не только уметь пользоваться огнестрельным оружием, но и знать, когда можно пускать его в ход. Очевидно, последнему я еще не научился, поэтому возьмите ружье. Вид умирающего и страждущего создания, хотя это только птица, внушает спасительные мысли человеку, который почти уверен, что его последний час наступит до заката солнца, Я бы пожертвовал всеми утехами тщеславия, всеми радостями, которые мне доставляют моя рука и глаз, если бы этот бедный орел мог снова очутиться в гнезде со своими птенцами.

Слушатели были поражены порывом внезапного раскаяния, охватившим охотника, и вдобавок раскаяния в поступке, столь обыкновенном, ибо люди редко задумываются над физическими страданиями беззащитных и беспомощных животных. Делавар понял слова, сказанные его другом, хотя вряд ли мог понять одушевляющие того чувства; он вынул острый нож и поспешил прекратить страдания орла, отрезав ему голову.

— Какая страшная вещь — сила, — продолжал охотник, — и как страшно обладать ею и не знать, как ею пользоваться! Неудивительно, Джудит, что великие мира сего так часто изменяют своему долгу, если даже людям маленьким и смиренным трудно бывает поступать справедливо и удаляться от всякого зла. И как неизбежно один дурной поступок влечет за собой другой! Если бы я не был обязан немедленно вернуться к моим мингам, я бы отыскал гнездо этой твари; хотя бы мне пришлось блуждать по лесу две недели подряд; впрочем, гнездо орла нетрудно найти человеку, который знает повадки этой птицы; но все равно я бы согласился две недели скитаться по лесу, лишь бы отыскать птенцов и избавить их от лишних страданий.

В это время Зверобой не подозревал, что тот самый поступок, за который он так строго осуждал себя, должен был оказать решающее действие на его последующую судьбу. Каким образом проявилось это действие, мы не станем рассказывать здесь, ибо это будет ясно из последующих глав. Молодой человек медленно вышел из ковчега с видом кающегося грешника и молча уселся на платформе. Тем временем солнце поднялось уже довольно высоко, — и это обстоятельство, в связи с обуревавшими его теперь чувствами, побудило охотника ускорить свой отъезд. Делавар вывел для друга пирогу, лишь только узнал о его намерении, а Уа-та-Уа позаботилась, чтобы ему было удобно. Все это делалось не напоказ; Зверобой отлично видел и оценил искренние побуждения своих друзей. Когда все было готово, индейцы вернулись и сели рядом с Джудит и Хетти, которые не покидали молодого охотника.