Том 6. Зверобой, или Первая тропа войны - [143]

— Откуда мой брат знает, что земля вертится? — спросил индеец. — Может ли он видеть это?

— Ну, признаюсь, это хоть кого собьет с толку, делавар. Много раз я пробовал, и мне это никогда по-настоящему не удавалось. Иногда мне мерещилось, что я могу это видеть, но потом опять вынужден был сознаться, что это невозможно. Однако земля действительно вертится, как говорят все наши люди, и ты должен верить им, потому что они умеют предсказывать затмения и другие чудеса, которые приводят в ужас индейцев.

— Хорошо! Это правда: ни один краснокожий не станет отрицать этого. Когда колесо вертится, глаза мои могут это видеть, но они не видят вращения земли.

— Это зависит от упрямства наших чувств. Верь только тому, что видишь, говорят они, и множество людей действительно верят только тому, что видят. И, однако, вождь, это совсем не такой хороший довод, как кажется на первый взгляд. Я знаю, ты веришь в Великого Духа. И, однако, ручаюсь, ты не смог бы показать, где ты видишь его.

— Чингачгук может видеть Великого Духа во всех добрых делах, Злого Духа — в злых делах. Великий Дух — на озере, в лесу, в облаках, в Уа-та-Уа, в сыне Ункаса, в Таменунде, в Зверобое. Злой Дух — в мингах, Но нигде я не могу видеть, как вертится земля.

— Неудивительно, что тебя прозвали Змеем! В твоих словах всегда видны острый ум и глубокая проницательность. А между тем твой ответ уклоняется от моей мысли. По делам Великого Духа ты заключаешь, что он существует. Белые заключают о вращении земли по тем последствиям, которые происходят от этого вращения. Вот и вся разница. Подробностей я тебе Объяснить не могу. Но все бледнолицые убеждены, что так оно и есть.

— Когда солнце поднимется завтра над вершиной этой сосны, где будет мой брат Зверобой? — спросил делавар торжественно.

Охотник встрепенулся и поглядел на своего друга пристально, хотя и без всякой тревоги. Потом знаком велел ему следовать за собой в ковчег, чтобы обсудить этот вопрос вдали от тех, чьи чувства, как он боялся, могли бы возобладать над рассудком. Там он остановился и продолжал беседу в более доверительном тоне.

— Не совсем осторожно с твоей стороны, Змей, — начал он, — спрашивать меня об этом в присутствии Уа-та-Уа. Да и белые девушки могли нас услышать. Ты поступил неосторожно, вопреки всем твоим обычаям. Ну ничего. Уа, кажется, не поняла, а остальные не услышали… Легче задать этот вопрос, чем ответите на него. Ни один смертный не может сказать, где он будет, когда завтра подымится солнце. Я задам тебе тот, же вопрос, Змей, и хочу послушать, что ты ответишь.

— Чингачгук будет со своим другом Зверобоем. Если Зверобой удалится в страну духов. Великие Змей поползет вслед за ним; если Зверобой останется под солнцем, тепло и свет будут ласкать их обоих.

— Я понимаю тебя, делавар, — ответил охотник, тронутый простодушной преданностью друга. — Такой язык понятен, как и всякий другой; он исходит из сердца и обращается прямо к сердцу. Хорошо так думать и, быть может, хорошо так говорить, но совсем нехорошо будет, если ты так поступишь, Змей. Ты теперь не один на свете — хотя нужно еще переменить хижину и совершить другие обряды, прежде чем Уа-та-Уа станет твоей женой, — вы уже и теперь все равно что обвенчаны и должны вместе делить радость и горе. Нет, нет, нельзя бросать Уа-та-Уа только потому, что между мной и тобой прошло облако немного темнее, чем мы могли предвидеть!

— Уа-та-Уа-дочь могикан, она знает, что надо повиноваться мужу. Куда пойдет он, пойдет и она. Мы оба будем с великим охотником делаваров, когда солнце поднимется завтра над этой сосной.

— Боже тебя сохрани, вождь! Это сущее безумие!

Неужели вы можете переделать натуру мингов? Неужели твои грозные взгляды или слезы и красота Уа-та-Уа превратят волка в белку или сделают дикую кошку кроткой, как лань? Нет, Змей, образумься и предоставь меня моей судьбе. В конце концов, нельзя уж так быть уверенным, что эти бродяги непременно будут пытать меня.

Они еще могут жалиться, хотя, говоря по правде, трудно ожидать, чтобы минг отказался от злобы и позволил милосердию восторжествовать в своем сердце. И все же никто не знает, что может случиться, и такое молодое существо, как Уа-та-Уа, не смеет зря рисковать своей жизнью. Брак совсем не то, что воображают о нем некоторые молодые люди. Если бы ты был еще не женат, делавар, я бы, конечно, ждал, что от восхода солнца до заката ты неутомимо, как собака, бегущая по следу, станешь рыскать вокруг лагеря мингов, подстерегая удобный случай помочь мне и сокрушить врагов. Но вдвоем мы часто бываем слабее, чем в одиночку, и надо принимать все вещи такими, каковы они есть в действительности, а не такими, какими нам хотелось бы их видеть.

— Случай, Зверобой, — возразил индеец с важным и решительным видом, — что сделал бы мой бледнолицый брат, если бы Чингачгук попал в руки гуронов? Пробрался бы в деревни делаваров и там сказал бы вождям, старикам и молодым воинам: "Глядите, вот Уа-та-Уа, она цела и невредима, хотя немного устала; а вот Зверобой: он меньше устал, чем Жимолость, потому что он гораздо сильнее, но он тоже цел и невредим!" Неужели ты так поступил бы на моем месте?