Том 6. Жизнь и приключения Николаса Никльби - [168]
Вскоре предположение превратилось в уверенность: осмотревшись по сторонам и пройдя до конца улицы и обратно, он не нашел никаких указаний, которые помогли бы определить, где они находятся, и поневоле должен был вернуться и поискать какое-нибудь место, где бы ему указали дорогу.
Улица была глухая, безлюдная, и в нескольких жалких лавчонках, мимо которых они проходили, не было ни души. Привлеченный слабым лучом света, просачивавшимся из какого-то подвала на мостовую, Николас хотел спуститься на две-три ступеньки, чтобы заглянуть в подвал и разузнать дорогу у людей, находившихся там, как вдруг его остановил громкий сварливый женский голос.
— Ах, уйдем! — сказала Кэт.— Там ссорятся. Тебя могут ударить.
— Подождем минутку, Кэт,— возразил брат.— Послушаем, в чем тут дело. Тише!
— Мерзавец, бездельник, злодей, негодная тварь! — кричала женщина, топая ногами.— Почему ты не вертишь каток для белья?
— Я верчу, жизнь души моей! — ответил мужской голос.— Я только и делаю, что верчу. Я все время верчу, как проклятая старая лошадь. Вся моя жизнь — чертовский, ужасный мельничный жернов!
— Так почему же ты не завербуешься в солдаты? — продолжала женщина.— Никто тебе не мешает.
— В солдаты! — вскричал мужчина.— В солдаты! Неужели его радость и счастье хотела бы видеть его в грубой красной куртке с короткими фалдами? Неужели она хотела бы, чтобы его дьявольски били барабанщики? Хотела бы она, чтобы он стрелял из настоящего ружья, чтобы ему остригли волосы и сбрили бакенбарды и чтобы он вращал глазами направо и налево и штаны у него были запачканы трубочной глиной [44]?
— Дорогой Николас,— прошептала Кэт,— ты не знаешь, кто это. Но я уверена, что это мистер Манталини.
— Посмотри, он ли это. Взгляни на него разок, пока я буду узнавать дорогу,— сказал Николас.— Спустись на одну-две ступеньки.
Увлекая ее за собой, Николас пробрался вниз и заглянул в маленький погреб с дощатым настилом. Здесь среди белья и корзин стоял без сюртука, но все еще в прежних — теперь заплатанных — брюках превосходнейшего покроя, в некогда ослепительном жилете и украшенный, как в былые времена, усами и бакенбардами, ныне утратившими искусственный глянец,— здесь стоял, пытаясь утишить гнев бойкой особы — не своей законной супруги, мадам Манталини, но хозяйки прачечного заведения,— изо всех сил вертя при этом ручку катка, скрип которого, сливаясь с ее пронзительным голосом, казалось, почти оглушал его,— здесь стоял грациозный, элегантный, обаятельный и некогда неукротимый Манталини.
— Обманщик, предатель! — кричала леди, угрожая неприкосновенности физиономии мистера Манталини.
— Обманщик? Проклятье! Послушай, душа моя, мой нежный, очаровательный и дьявольски пленительный цыпленочек, успокойся,— смиренно сказал мистер Манталини.
— Не желаю! — взвизгнула женщина.— Я тебе глаза выцарапаю!
— О, какая разъяренная овечка! — вскричал мистер Манталини.
— Тебе нельзя доверять! — визжала женщина.— Вчера тебя весь день не было дома, я знаю, где ты шлялся. Ты-то знаешь, что я говорю правду! Мало тебе того, что я заплатила за тебя два фунта четырнадцать шиллингов, вытащила тебя из тюрьмы и позволила жить здесь, как джентльмену? Так нет, ты принялся за старое, хочешь разбить мне сердце!
— Я никогда не разобью ей сердца, я буду пай-мальчиком, я больше никогда не буду этого делать, я исправлюсь, я прошу у нее прощения,— сказал мистер Манталини, выпуская ручку катка и складывая ладони.— Все кончено с ее красивым дружком. Он отправляется ко всем чертям. Она его пожалеет? Она не будет царапаться, а приласкает его и утешит? О черт!
Отнюдь не растроганная, если судить по ее поведению, этой нежной мольбой леди готовилась дать гневную отповедь красивому дружку, когда Николас, повысив голос, спросил, как выйти на Пикадилли.
Мистер Манталини обернулся, увидел Кэт и, не говоря ни слова, одним прыжком очутился на кровати, которая стояла за дверью, и натянул на голову одеяло, судорожно дрыгая при этом ногами.
— Проклятье! — приглушенным голосом крикнул он.— Это малютка Никльби! Закройте дверь, погасите свечу, спрячьте меня в постели! О черт, черт, черт!
Женщина посмотрела сначала на Николаса, а потом на мистера Манталини, как будто не была уверена, кого нужно покарать за столь странное поведение; но так как мистер Манталини, горя желанием удостовериться, ушли ли посетители, на свою беду высунул нос из-под одеяла, она внезапно и с большой ловкостью, какая могла быть приобретена только благодаря долгой практике, швырнула в него довольно тяжелую корзину для белья, так метко прицелившись, что он еще ожесточеннее задрыгал ногами, не делая, однако, никаких попыток высвободить голову, накрытую корзиной. Считая, что настал благоприятный момент удалиться, прежде чем на него обрушится поток гнева, Николас поспешно увел Кэт и предоставил злополучному мистеру Манталини, столь неожиданно опознанному, объяснять свое поведение, как ему заблагорассудится.
На следующее утро Николас отправился в путь. Стояла холодная зимняя погода, что, разумеется, напоминало ему о том, при каких обстоятельствах он впервые ехал по этой дороге и сколько событий и перемен произошло с тех пор. Большую часть пути он был один в карете, задремывал, и когда просыпался и, выглянув из окна, узнавал какое-нибудь место, хорошо запомнившееся ему со времени первой поездки или на обратном пути, пройденном пешком вместе с бедным Смайком,— он почти готов был верить, что все случившееся с тех пор было сном и они все еще бредут, усталые, по направлению к Лондону, а перед ними — целый мир.
