Том 6. Текучая вода. Ранчо у моста Лиан - [56]

— Как! — спросил он. — Вы не ушли?

— Я? — сказал тот, поднимая с изумленным видом голову. — На что, когда я должен завтра освободиться?

— Вы помогли бегству своего товарища! — сказал тюремщик, показывая ему кулак.

— Вы идиот, друг мой. Этот человек не мог быть моим товарищем, так как это индеец! — сказал он с величайшим спокойствием.

Эти слова так отвечали мыслям присутствующих, которые в своей кастильской гордости не считали индейца за человека, что допрос на этом и кончился. К тому же, они никак не могли понять, как мог бы человек помогать бегству другого и сам не воспользоваться возможностью убежать?

Итак, вместо упреков испанцы извинились перед охотником и ушли, пораженные философией этого человека, который, имея возможность быть свободным, предпочел остаться в плену.

Когда дверь закрылась за ними, канадец залился гомерическим хохотом, а потом принял меры к тому, чтобы провести ночь как можно удобнее.

Глава XXIV СОТАВЕНТО ОБРИСОВЫВАЕТСЯ

Теперь мы сделаем несколько шагов назад и вернемся к одному из персонажей, роль которого до сих пор была второстепенна, но которого события вдруг выдвинули на первый план.

Сотавенто, спрятавшись в потайной комнате, подслушал разговор графа Мельгозы с доном Аннибалом и с отцом Пелажио Сандовалем.

Когда эти три лица покинули салон, достойный мажордом вышел из своего убежища с планом в голове, исполнение которого мы скоро увидим.

Сотавенто пользовался полным доверием своего господина. Обязанность мажордома часто требовала его пребывания вне дома во всякое время дня и ночи. Поэтому он мог свободно покидать гасиенду и отсутствовать целыми днями.

Это нисколько не удивительно для мажордома, обязанного наблюдать за всем, что происходит как дома, так и вне его, а также за пастухами быков и лошадей на обширных пастбищах, которые простираются часто на двадцать пять-тридцать миль вокруг гасиенды.

Этот надзор был тем более необходим, поскольку пастухи, фактически предоставленные самим себе, не задумываясь убивали быков, доверенных им, чтобы продавать шкуры, или позволяли за небольшую награду путешественникам похищать самых прекрасных лошадей. Все это сильно вредило интересам владельцев.

Сотавенто, выйдя из кабинета, отправился в конюшни, вывел свою лошадь и оседлал ее.

В ту минуту, когда он готов был выехать из гасиенды, он очутился лицом к лицу со своим хозяином, который, проводив гостя до отведенных ему комнат, возвращался в общество союзников.

— А! — сказал он, — ты уезжаешь, Сотавенто?

— Да, mi amo, — отвечал тот. — Мне донесли, что сегодня утром несколько ягуаров показалось в bajio de los Pinos и произвели большие опустошения среди стад. Я хочу сам видеть, что делают тигреро и почему они еще не освободили страну от этих свирепых животных.

— Это правда, я не понимаю небрежности наших тигреро. Между тем, им дают большую премию за каждую шкуру ягуара, не так ли?

— Пятнадцать пиастров, ваша милость!

— Я прошу вас, Сотавенто, не берегите этих лентяев и обращайтесь с ними, как они это заслужили. Действительно постыдно, что, получая такую высокую плату, они не исполняют своих обязанностей.

— Ваша милость может положиться на меня, mi amo.

— Я знаю, друг мой, — с чувством отвечал владелец гасиенды, — как ты предан мне, Когда рассчитываешь ты вернуться? Мы нуждаемся в тебе здесь.

— Если так, ваша милость, я поспешу. Однако, так как я должен проехать cerro Azul, чтобы бросить взгляд на большие лесные участки, то буду здесь не ранее завтрашнего вечера или, самое позднее, послезавтра утром.

— Впрочем, друг мой, у тебя полномочия, делай как лучше. Я всецело полагаюсь на тебя.

Сотавенто поклонился своему господину, направившемуся в зал совета, и немедленно выехал из гасиенды.

День уже наступил довольно давно. Солнце бросало только косые лучи, почти лишенные теплоты.

Мажордом довольно долгое время ехал умеренным аллюром по дороге du bajio los Pinos, но когда гасиенда скрылась за густой завесой деревьев, и когда всаднику нечего было опасаться нескромных взоров людей, бывших на стенах, он остановился, бросил подозрительный взгляд вокруг, чтобы удостовериться, действительно ли он один, наклонился над шеей лошади, чтобы легче уловить малейший шум и оставался неподвижным несколько минут.

Убедившись, что за ним никто не шпионит, мажордом выпрямился, уселся плотнее в седле и, тихо посвистав, произнес: «Santiago!»— испанское слово, понуждающее лошадей. Он поехал, слегка свернув вправо и незаметно приближаясь к реке, желтоватые воды которой текли недалеко между низкими песчаными берегами.

Достигнув берега реки, мажордом ехал по нему около двух миль, изучая с самым пристальным вниманием вид берегов и, казалось, высматривая какой-то знак. Наконец он остановился и после минутного колебания въехал в реку и начал пересекать ее наискосок в таком месте, где вода доходила только до груди лошади.

То, что мажордом так долго искал и, наконец, нашел, был брод. При других обстоятельствах весьма вероятно, что Сотавенто не поколебался бы переправиться через реку вплавь, но теперь он сделал длинный путь и хотел сберечь силы своей лошади.

Достигнув противоположного берега, он пустил лошадь в галоп, продолжая держаться реки и быстро приближаясь к лесу, зеленевшему на горизонте.