Том 6. Расмус-бродяга - [8]
— Послушай-ка, ты, — сказал он. — Хочешь поехать со мной в приход и отворять по дороге все ворота подряд? Получишь 5 эре за каждые.
В глазах Саммельагуста прямо-таки потемнело. 5 эре за каждые ворота! Да за такие-то деньги он поедет куда угодно и будет отворять ворота до скончания века.
Он вскочил в пролетку. Правда, в глубине души он сильно сомневался в том, что торговец сдержит обещание: может, это просто такая шутка, которую иногда придумывают взрослые. Но как бы то ни было, даже прокатиться в пролетке — целое приключение. А может статься, торговец и в самом деле сдержит свое обещание. Всю дорогу до самого прихода Саммельагуст лихорадочно открывал ворота. Перед каждыми воротами он вел в уме счет — голова его шла кругом. На дороге длиной в полмили было тринадцать ворот, тринадцать благословенных ворот.
— Ну, — сказал торговец, когда они подъехали к церкви. — Сколько тебе причитается? Ты должен подсчитать сам.
Но Саммельагуст не мог заставить себя назвать эту безбожную сумму.
— Пять умножить на тринадцать, — сказал торговец. — Сколько получается?
— Шестьдесят пять, — прошептал бледный от волнения Саммельагуст.
Это была не шутка. Торговец-оптовик вытащил свое большое портмоне и положил блестящую монету в 50 эре, монету в 10 эре и монетку в 5 эре в загорелую, дрожащую ладошку Саммельагуста.
Саммельагуст поклонился так низко, что его светлая челка почти коснулась пыльной проселочной дороги.
А потом он помчался домой. Все полмили он пробежал, перепрыгивая все тринадцать ворот подряд. Никогда никто так легко не бежал по этой дороге.
Дома его, томясь от нетерпения, поджидали братья. Они видели, как Саммельагуст с шиком отъезжал в пролетке торговца-оптовика.
Ну а кто это так быстро бежит на повороте дороги, что пот капает у него с лица? Неужто это бедный смоландский мальчишка по имени Саммельагуст? Нет, это богатый человек, надутый денежный мешок, солидный скупщик кроликов, почти оптовик — Саммельагуст!
Какое торжество! Братья толпятся вокруг Саммельагуста, осыпая его вопросами! Какое счастье разжать кулак и показать им свое огромное, неслыханное богатство!
Рано утром, в воскресенье, Саммельагуст поднялся с постели для того, чтобы основать свою кроличью ферму. Ему предстояло пройти больше мили к той самой усадьбе в соседнем приходе, где продавались кролики. Он так торопился поскорее отправиться в путь, так мечтал о своих кроликах, что даже не подумал взять с собой несколько бутербродов.
День оказался долгим, долгим оказался и его путь. Лишь поздним вечером Саммельагуст вернулся домой. За целый день у него крошки во рту не было. Он только шел и шел. Он так устал, что почти падал.
Зато в корзине он нес кроликов. Двух маленьких белых кроликов. Стоили они 50 эре. И все же Саммельагуст уже не был бедняком, у него оставалось 15 эре, чтобы промотать их в приступе безумной расточительности в наступающем году.
Что можно еще рассказать о Саммельагусте? Пожалуй, больше ничего. Но мне кажется, хорошо, что Саммельагуст заработал эти шестьдесят пять эре. О, как прекрасно, что в Смоланде в стародавние времена на дорогах было столько ворот!
Что-нибудь «живое» для Каля-Колченожки
(Пер. Н. Беляковой)
Анна Стина сидела, закусив косичку. Она это делала всегда, когда о чем-то думала.
— Малявка, ведь до Рождества осталась всего одна неделя! Что, если у Снурры ничего не получится? Вот беда-то будет на нашу голову!
Малявка посмотрела на нее, вытаращив испуганно глаза.
— А как это беда на нашу голову? Кто ее нам положит?
— Да ну тебя, это только так говорится, — отвечала Анна Стина.
И тогда Малявка поняла. Ведь иногда Анна Стина говорила: «Я лопну от злости». А сама никогда не лопалась. Значит, «беда на нашу голову» — это тоже не опасно. Один раз Малявка осторожно спросила сестру, громкий ли будет хлопок, когда она лопнет. Анна Стина ответила, что Малявка глупая девчонка и ничего не понимает.
Анна Стина строго посмотрела на Снурру и сказала:
— Ну так отвечай! Будут у тебя котята или нет? Если ты не собираешься приносить их до сочельника, можешь вообще не приносить!
— Не надо так говорить, Анна Стина! — попросила Малявка. — А вдруг тогда она не захочет их приносить? А я так люблю котят.
— А кто их не любит? А больше всех их любит Каль-Колченожка. Но теперь все зависит от Снурры.
