Том 6. Письма, 1860-1873 - [66]
Nous ne serions assez nous répéter qu’une direction à contresens dans les idées doit amener dans l’ordre des faits des résultats ayant tout le caractère d’une trahison préméditée… Surtout à présent où l’on cesse d’être Russe pour être cosmopolite, mais bien pour devenir forcément et fatalement Polonais…
Assurément, la fatalité des derniers événements est immense. Mais il ne faudrait pas croire que maintenant tout est perdu sans ressource. — D’abord le système adopté a pour lui la force des choses, et lors même qu’ici on voudrait s’en déssaisir (ce qui n’est pas du tout le cas, au moins quant à l’Empereur) nos ennemis nous obligeraient de le garder et d’en poursuivre l’application. Nos ennemis, les Polonais surtout, sont les véritables pionniers de notre avenir. — Il y a dans le moment actuel un double fait qu’on ne saurait assez remarquer et qui prouve bien l’inanité de l’action humaine dans l’histoire — ce double fait le voici: c’est d’une part la France, dont la politique inquiète lui crée à sa porte deux organismes puissants, destinés à grandir à ses dépens, et d’autre part la Russie, avec deux immenses dissolutions sur ses frontières, mises là tout exprès pour solliciter son développement… et ce double résultat, réalisé en sens contraire des efforts de chacune de ces deux puissances>*.
Nous sommes ici en train de faire une démonstration en faveur des Candiotes>*, et bien que la forme en soit par trop occidentale, — il s’agit d’un grand bal à l’Assemblée de la Noblesse sous les auspices de l’Impératrice, — le fond, cette fois, corrigera la forme… J’espère d’ailleurs que ce sera un signal donné à toute la Russie et qui sera accepté par elle…
Mais je suis pressé d’interrompre ici mes écritures. On vient chercher ma lettre. — Je n’ai que le temps de te prier de me donner des nouvelles précises de l’état de ta santé, dont les anomalies m’inquiètent un peu… beaucoup. Je persiste dans la résolution d’aller vous voir, mais ces horribles froids m’effraient pour le moment.
Mille tendres amitiés à ton mari. — Que Dieu vous garde… Je vous recommande le porteur de la présente un Mr Ведров, homme bien intentionné et qui m’est attaché. T. Tutchef
Петербург. 20 декабря 1866
Моя милая дочь. Наученный опытом, пишу вам с оказией. Свободнее говорится, когда знаешь, что под дверями тебя никто не подслушивает.
Впрочем, эти строки скорее адресованы твоему мужу, чем тебе. В момент, когда его газета готовится к выпуску>*, мне хотелось бы познакомить его с нынешним положением дел, по крайней мере, с тем, что непосредственно до него касается. — Положение это вовсе не так безнадежно, как ему, возможно, кажется, и, по-моему, нет никаких оснований для чрезмерной тревоги.
Согласен, что после случая с перехватом писем>*, имевшего известные последствия, нужно будет вести себя более осмотрительно, но я почти уверен, что любых конфликтов удастся избежать, если только Аксаков в полной мере проявит то, что составляет самую сущность его натуры — свою деликатную беспристрастность, и если эта сущность, должным образом выказанная, немного повлияет на форму. Бедняга Валуев злится на Каткова>* именно потому, что не верит в его чистосердечие. Он не представляет себе, как это можно всерьез выдвигать против него те обвинения, которыми изводит его Катков, и самым искренним образом считает себя славным мучеником, страдающим за свою приверженность великим ценностям цивилизации, таким, как свобода совести, уважение к частной собственности и т. д. и т. п. Это ужасно глупо, но это так. Было бы и политично, и полезно признать все эти притязания, но вместе с тем объяснить ему, что оспариваются не его принципы, а то, как он, вследствие полного незнания им исторической почвы, на которой дебатируется вопрос, пытается их применять, и подобное объяснение, спокойное и к тому же не задевающее личности, было бы, безусловно, более действенным, чем все катилинарии>* Каткова.
Мы неустанно должны себе повторять, что следование какой-нибудь идее вопреки смыслу обязательно приводит на деле совершенно к тому же результату, что и сознательная измена… В особенности сейчас, когда перестают быть русскими, чтобы стать космополитами, а вместо этого неизбежно, фатально становятся поляками…
Безусловно, последние события по большей части фатальны. Однако не следует думать, что все теперь безвозвратно потеряно. — Прежде всего, принятая система поддерживается силой вещей, и даже если бы кто-нибудь у нас и хотел от нее отказаться (а этого и в мыслях нет, по крайней мере, у государя), наши враги вынудили бы нас сохранять ее и применять. Наши враги, особливо поляки, являются истинными творцами нашего будущего. — В настоящий момент действительность предоставляет нам двойное и все-таки недостаточно принимаемое во внимание доказательство тщетности человеческих усилий в истории — и вот каково это двойное доказательство: с одной стороны, Франция, чья суетливая политика создает у нее под боком два мощных организма, которым суждено разрастаться за ее счет, и с другой стороны, Россия, у чьих границ происходят два грандиозных распада, призванных способствовать ее развитию… и этот двойной результат противоположен тому, чего добивается каждая из двух упомянутых держав
