Том 6. Письма, 1860-1873 - [38]

всякой наполеоновской полиции — лишь бы она платила им^*, — разыгрывать — теперь на досуге — роль безукоризненных, строго нравственных друзей свободы — не потерпите.

Вам душевно пред<анный>

Ф. Тютчев

Щербине Н. Ф., 17 октября 1865 >*

55. Н. Ф. ЩЕРБИНЕ 17 октября 1865 г. Петербург

Воскресенье. 17 окт<ября>

Только вчера узнал я про ваш адрес, почтеннейший Николай Федор<ович>, и вот почему так долго медлил заявлением вам моей признательности… Книга ваша составлена чрезвычайно удачно и вполне заслуживает чести сделаться настольною книгою русского простолюдина. Теперь надобно бы похлопотать о средствах решить эту задачу в самых, по возможности, обширных размерах. — Вот о чем мы поговорим при нашем первом свидании.

Вам душевно пред<анный>

Ф. Тютчев

Георгиевскому А. И., 25 октября 1865 >*

56. А. И. ГЕОРГИЕВСКОМУ 25 октября 1865 г. Петербург

С.-Петербург. Понедельник. 25 октября 1865

Друг мой Александр Ив<аныч>, что с вами делается? Ни слуху ни духу… Из последнего письма милой жены вашей вижу, что ни ваше здоровье, ни ее вовсе не в блистательном положении, и потому потребность знать о вас обоих чувствуется еще сильнее.

Я недавно писал к Каткову по делам печати, прося его поддержать ту программу, которую мы сбирались заявить в «Север<ной> почте»^*. Но, кажется, Валуеву это заявление показалось слишком обязательным, и потому оно было отложено… Впрочем, образ действий Совета продолжает довольно верно согласоваться с положениями этой неизданной программы и, надеюсь, всё более и более обозначится в ее смысле. Как можно менее прямого легального вмешательства в дело прессы — в той надежде, что при таком омеопатическ<ом> сильнее будет проявляться в ней целительная сила, ей присущая, эта vis medicatrix, доселе слишком мало сознанная и врачами, и правительствами, — и вот почему положено вместо формальных предостережений довольствоваться — на первых порах — дружескими советами, вроде советов и назиданий гамлетовского Полония…^*

Теперь в Москве молодой Катакази^*, с которым, вероятно, вы уже и встретились. Он очень желал с вами познакомиться. — На днях приезжает к вам в Москву наш венский священник Раевский, с которым я имел случай видеться и беседовать у кн. Горчакова. Мы, разумеется, преимущественно говорили о движении, совершающемся в Австрии и которое для нас имеет такое огромное значение — доселе так мало нами понятое и оцененное^*. Если где — так, конечно, на этом животрепещущем пункте должна была бы сосредоточиться вся наша иностранно-политическая деятельность. То, что происходит теперь в Австрии, есть наполовину наш вопрос — так вся будущность наша связана с правильным решением этого вопроса. Это решение состоит в том, чтобы славянский элемент не был совершенно подавлен стачкою немцев и мадьяр и под гнетом этой преобладающ<ей> силы — и при разъедающих его несогласиях — не отрекся бы фактически от всяких притязаний на свою самостоятельность. Теперь, более нежели когда-нибудь, нужна ему поддержка со стороны России — тем нужнее, чем менее он сам сознает эту необходимость, — но обстоятельства скоро ему ее выяснят. Русскому влиянию следует стать во главе Австрийского федерализма — посредством прессы, и нашей, и тамошней, т. е. каких-нибудь двух журналов, одного русского — во Львове^* и другого немец<кого> — в Вене…Но пока довольно.

Когда же мы с вами увидимся, и где? В Петербурге ли, в Москве ли? Для меня, как вам уже известно, поездка в Москву сделалась более нежели когда обязательною. — Только теперь она состоится несколько позднее…^* Вы, однако же, не оставьте о себе извещением. Ту же просьбу передайте и жене вашей.

Простите. — От души вас всех обнимаю.

Ф. Тютчев

Георгиевской М. А., 5 ноября 1865 >*

57. М. А. ГЕОРГИЕВСКОЙ 5 ноября 1865 г. Петербург

Петербург. 5-ое ноября 1865

Успокойтесь, моя милая Marie. Ни одно из ваших писем не пропадало — и все они дошли до меня во всевозможной целости и исправности, а если я так долго не писал к вам, тут была другая причина. Тут было большое недоразумение и немножко злости — да, злости на вас…

Не получая так долго никакого отзыва от вашего мужа на мое письмо к нему, я вообразил, что, по крайней мере, вы ко мне напишете… непременно напишете…

Это выжидание перешло в упрямство… Вообще говоря, согласие между супругами — вещь хорошая, вещь законная… Но тут оно принимало вид стачки, вид заговора. Мне показалось, что вы с общего согласия — и тот, и другая — отрекаетесь от меня. Это была хандра, может быть, но за все это последнее время я имел полное право хандрить… Не будучи болен, я все это время пользовался таким скверным, некомфортабельным здоровьем, что я сам себе опротивел — и потому мог вообразить, что опротивел и другим… Вы видите, моя милая Marie, что пора мне в Москву — для излечения.

Не знаю, с чего взяла моя премудрая сестра, что это не состоится прежде конца зимы. Свадьба имеет быть в первой половине генваря^*, а я располагаю явиться к вам гораздо прежде… Очень, очень этого жду и желаю. Хочется опять очутиться в вашем тропическом углу, между детьми и растениями вашими.

Поздравляю от души Александра Иваныча, победителя Галлов