Том 6. Пьесы, очерки, статьи - [57]

В степях Техаса был найден кустарник, седой, как полынь, – гваюла. В его стеблях, листьях и корнях был заключен каучук. Добыть его из гваюлы оказалось очень легко: он не растворен в соку растения, а лежит в стволе и листьях в виде сухих частиц.

Кусты гваюлы вырывают целиком из земли, прессуют, сушат, перетирают в порошок и порошок этот растворяют в воде. Легкий каучук всплывает белой пеной. Ее пускают через вальцы, и из них выползает тонкая каучуковая лента.

Способ добычи был найден. Тогда началась упорная работа, чтобы подчинить гваюлу культуре. Оказалось, что избыток влаги, уменьшает количество каучука в гваюле. Когда много влаги, растение начинает бурно расти, а каучук в нем накапливается только во время покоя.

Было сделано все, чтобы не нарушать покоя этого кустарника. Его тщательно берегли от чрезмерного роста, не давали ему много пить и сторожили его дремоту. Для посева и уборки гваюлы сконструировали машины. Придумали даже очень тонкую машину, которая сама, не причиняя никакого беспокойства кустарнику, собирает с него семена.

Но гваюлы Америке мало. Благочестивый Форд, вздыхающий о всеобщем мире, решил, что гваюла может подвести Америку во время новой войны. Гваюла дает каучук через четыре года. Во время войны некогда ждать, пока это медлительное растение накопит в себе каучук. Во время войны нужны военные темпы.

Форд начал поиски растения, обладающего военными качествами, – такого, которое давало бы каучук через год. Таким растением оказался ластовник. Во Флориде – влажной и пышной, как и ее название, – Форд открыл опытную станцию, где бессмертный старец Эдисон колдует над ластовником и применяет к нему потогонную систему.

Опыты Эдисона обставлены, как военная тайна. Плантации ластовника закрыты для всех, – там Америка готовится к будущим войнам.

Советские ученые приручают хондриллу. Гваюлу привезли к нам из Америки в 1925 году уже домашней. Ее семена высеяли в разных частях Союза. Гваюла прекрасно взошла, стойко переносит морозы и дает обильные плоды. В этом году она уже созреет и даст первый каучук.

Теперь о жестоком норде, несущем на Баку самумы пыли. Баку – гигантский город в желтой, растрескавшейся от зноя пустыне. Он окружен глиной и горами, серыми от копоти.

От норда Баку могут спасти только леса, Но какие же деревья согласятся расти на этой страшной земле, под дикими ветрами и ошеломляющим солнцем! В Баку нет деревьев. Воробьи собираются на трех тополях около вокзала, воробьи со всего Баку, – больше им негде собираться, – и подымают шум, заглушающий пыхтенье паровозов.

Ученые из Института новых культур утверждают, что Баку может быть спасен от нордов. И не только Баку, но и города Донбасса, открытые со всех сторон степным ветрам, пыли и газам с гигантских металлургических заводов. Спасет их айлант.

Айлант – красивое дерево. Оно, как это ни странно, не боится дыма, газов, заводской копоти и засухи. Из угара и норда оно ухитряется высасывать какие-то драгоценные для своего роста вещества.

В Пенсильвании, в Северной Америке, угольные районы покрыты рощами и парками из айланта.

Вокруг Баку должна быть создана защитная зона из айлантовых лесов.

Леса в СССР однообразны: береза, ель, сосна, береза, ель, сосна и так до бесчувствия. Нужны новые породы. Нужно брать деревья в Америке, в Азии, в Африке – всюду – и пересаживать их к нам в подходящий климат и на подходящую почву. Это не прихоть, это необходимость.

Мы все в глубине души испытываем страх перед истреблением лесов. Земля лысеет. Уничтожение лесов идет быстрее, чем они растут. На первый взгляд, нет выхода из этого тупика. Но это не так, выход есть прекрасный.

А нам, на наши северные протяжения и широты, – как хотите, но только не просторы («просторы» слишком комнатное слово, чтобы передать действительное величие этих ошеломляющих пространств), – надо перенести деревья, которые быстро растут и дают прекрасную древесину.

Есть бальзамическая пихта, – она растет в высоту на пятьдесят сантиметров в год. Есть сербская ель, – в двадцать четыре года она дает деревья высотой в шесть метров. Есть сибирская лиственница и румелийская сосна. По сравнению с нашими тихоходами, елями и соснами, эти деревья – рысаки.

Есть деревья, высасывающие, как губка, болота. Их надо сажать в Белоруссии. Полесские болота неизмеримы, как небо. Я бывал там и на всю жизнь унес память об этих угрюмых далях, об этих лабиринтах воды и трясин, где смерть, безлюдье и мертвая тишина на каждом шагу на многие километры.

Канадский тополь и лиственница могут отсосать десятками тысяч насосов эти болота и выпитую воду выбросить, как пар, в пространство.

Есть деревья для солончаков и деревья для песков. В степях нужно сажать можжевельник и белую акацию, а на солончаках – тамариск.

Растения пришли к нам с юга. Юг – это исполинский конденсатор растений, родина тепла и человеческой культуры.

Юг черен от нагромождений листвы, где золотым слитком сверкает плод померанца. Глаза ботаников обращены к югу, как стрелка компаса стремится к ледяным пустыням Арктики.

Поэтому Институт новых культур ищет новые растения на юге.