Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест - [17]

Свежий хлеб, вода в ковше, –

Так чего же больше надо!

«Посмотри, какие башмачки!..»

Посмотри, какие башмачки!

Как удобно в них ходить и ловко!

Высоки и тонки каблучки!

Разве же не славная обновка?

Чтоб совсем была нарядна я

И тебе понравилась, дружочек,

Набери цветочков у ручья,

Подари мне свеженький веночек.

А когда журчащий ручеёк

Перед нами на дорогу прянет,

Башмачки сниму я, а венок

Сохраню, пока он не завянет.

«Ах, лягушки по дорожке…»

Ах, лягушки по дорожке

Скачут, вытянувши ножки.

Как пастушке с ними быть?

Как бежать под влажной мглою,

Чтобы голою ногою

На лягушку не ступить?

Хоть лягушки ей не жалко, –

Ведь лягушка – не фиалка, –

Но, услышав скользкий хруст

И упав неосторожно,

Расцарапать руки можно

О песок или о куст.

Сердце милую торопит,

И в мечтах боязни топит,

И вперёд её влечёт.

Пусть лягушки по дорожке

Скачут, вытянувши ножки, –

Милый друг у речки ждёт.

«Погляди на незабудки…»

Погляди на незабудки,

Милый друг, и не забудь

Нежной песни, звучной дудки,

Вздохов, нам теснивших грудь.

Не забудь, как безмятежно

Улыбался нам Апрель,

Как зарёй запела нежно

В первый раз твоя свирель.

Не забудь о сказках новых,

Что нашёптывал нам Май,

И от уст моих вишнёвых

Алых уст не отнимай.

И, когда на дно оврага

Убежишь от зноя ты,

Где накопленная влага

Поит травы и цветы,

Там зашепчут незабудки:

«Не забудь её любви!»

Ты тростник для новой дудки,

Подзывать меня, сорви.

«Лизу милый друг спросил…»

Лизу милый друг спросил:

«Лиза, не было ль оплошки?

Не сеньор ли проходил

По песочной той дорожке?

Не сеньор ли подарил

И цепочку, и серёжки?»

Говорит она: «Колен,

Мой ревнивец, как не стыдно!

Отдала я сердце в плен,

Да ошиблася я, видно.

Ты приносишь мне взамен

То, что слышать мне обидно.

Ревность друга победить

Знаю я простое средство.

Уж скажу я, так и быть:

Старой бабушки наследство

Не даёт мне мать носить.

Это, видишь ли, кокетство.

И надела я тайком

И цепочку, и серёжки,

Чтоб с тобой, моим дружком,

По песочной той дорожке

Тихим, тёплым вечерком

Прогуляться без оплошки.

Не люблю сеньоров я,

Их подарков мне не надо.

Рвать цветочки у ручья,

Днём пасти отцово стадо,

Ночью слушать соловья, –

Вот и вся моя отрада.

На твоих кудрях венок,

У тебя сияют взоры,

Твой пленительный рожок

Будит в рощах птичьи хоры,

Я люблю тебя, дружок, –

Так на что мне все сеньоры!»

«За кустами шорох слышен…»

За кустами шорох слышен.

Вышел на берег сеньор.

Губы Лизы краше вишен,

Дня светлее Лизин взор.

Поклонилась Лиза низко

И, потупившись, молчит,

А сеньор подходит близко

И пастушке говорит:

«Вижу я, стоит здесь лодка.

Ты умеешь ли гребсти?

Можешь в лодочке, красотка,

Ты меня перевезти?» –

«С позволенья вашей чести,

Я гребсти обучена».

И в ладью садятся вместе,

Он к рулю, к веслу она.

«Хороша, скажу без лести.

Как зовут тебя, мой свет?» –

«С позволенья вашей чести,

Имя мне – Елизабет». –

«Имя славное, без лести.

Кем же взято сердце в плен?» –

«С позволенья вашей чести,

Милый мой – пастух Колен». –

«Где же он? Ушёл к невесте?

Знать, ему ты не нужна». –

«С позволенья вашей чести,

Я – Коленова жена».

Стукнул он о дно ботфортом,

Слышно звякание шпор.

Наклонившися над бортом,

Призадумался сеньор.

«С позволенья вашей чести,

Я осмелюся спросить,

Мы причалим в этом месте.

Или дальше надо плыть?» –

«Погулять с тобой приятно,

Но уж вижу – ты верна,

Так вези ж меня обратно

Ты, Коленова жена».

И, прощаяся, лобзает

Лизу прямо в губы он,

И, смеяся, опускает

За её корсаж дублон.

«Тирсис под сенью ив…»

  Тирсис под сенью ив

  Мечтает о Нанетте,

  И, голову склонив,

  Выводит на мюзетте:

«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,

К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

  И эхо меж кустов,

  Внимая воплям горя.

  Не изменяет слов,

  Напевам томным вторя:

«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,

К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

  И верный пёс у ног

  Чувствителен к напасти,

  И вторит, сколько мог

  Усвоить грубой пасти:

«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,

К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

  Овечки собрались, –

  Ах, нежные сердечки! –

  И вторить принялись,

  Как могут петь овечки:

«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,

К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

  Едва от грусти жив

  Тирсис. Где ты, Нанетта?

  Внимайте, кущи ив!

  Играй, взывай, мюзетта:

«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,

К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

Костёр дорожный

Внешний круг

Царица Левкой

Левкой благоухала нежно

Под стрекотание стрекоз

И улыбалась безмятежно

Дыханию усталых роз.

И всё, что вкруг неё дышало,

Вкушая сладостный покой,

Хвалой согласною венчало

Благоуханную Левкой.

И уж не ты, о роза мая,

Тогда царицею была,

Когда, зарницами пылая,

С востока поднималась мгла.

Пускай пылающие бои

Затмят высокую лазурь,

Но в безмятежности Левкои

Победа над безумством бурь.

Перекрёсток

Не знаю почему, опять влечёт меня

  На тот же перекрёсток.

Иду задумчиво, и шум разгульный дня

  Мне скучен так и жёсток.

Потрясена душа стремительной тоской,

  Тревогой суетливой,

И, как зловещий гром, грохочет надо мной

  Шум гулкий и гулливый.

Несётся предо мной, как зыбкая волна,

  Толпа, толпу сменяя,

Тревожа душу мне, но обаянье сна

  От сердца не сгоняя.

Очарователь сон потупленный мой взор

  Волшебствами туманит,

И душу манит в даль, в пленительный простор,