Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест - [13]

Беспокровною Дианою

Любовался Актеон,

Но, оленем став, нежданною

Гибелью был поражён.

Пред законами суровыми

Никуда не убежим.

Бог приходит под покровами,

Лик его непостижим.

«Выди в поле полночное…»

Выди в поле полночное,

Там ты стань на урочное,

На заклятое место,

Где с тоской распрощалася,

На осине качалася

Молодая невеста.

Призови погубителя,

Призови обольстителя,

И приветствуй прокуду,

И спроси у проклятого,

Небылого, незнатого,

Быть добру или худу.

Опылит тебя топотом,

Оглушит тебя шёпотом,

И покатится с поля,

Слово довеку свяжется,

Без покрова покажется

Посулённая доля.

«Назвать, вот этот цвет лиловый…»

Назвать, вот этот цвет лиловый,

  А этот голубой.

Смотри: король и туз бубновый

  Легли перед тобой.

Приснился тихий сумрак храма

  И дымный фимиам.

Выходит пиковая дама,

  Гроза всех милых дам.

И всё же погадать нам сладко

  В мерцании лампад.

Легла червонная десятка

  Преградой для отрад.

Именованья и гаданья –

  Суровой Мойре дань.

Прими покорно все страданья,

  И скорбью душу рань.

Скажи: вот этот цвет – лиловый,

  А этот – голубой.

Истает мир, возникнет новый,

  И в нём Она с тобой.

«Призрак ели с призраком луны…»

  Призрак ели с призраком луны

Тихо ткут меж небом и землёю сны.

  Призрак хаты с призраком реки,

Чуть мерцающие, зыблют огоньки.

  А над зыбко ткущимися снами,

И над тихо зыблемыми огоньками,

  И над призраками бедных хат

Ночь развёртывает чародейный плат,

  Опрокидывает чёрный щит,

И о свете незакатном ворожит.

«Снова саваны надели…»

Снова саваны надели

Рощи, нивы и луга.

Надоели, надоели

Эти белые снега,

Эта мёртвая пустыня,

Эта дремлющая тишь!

Отчего ж, душа-рабыня,

Ты на волю не летишь,

К буйным волнам океана,

К шумным стогнам городов,

На размах аэроплана,

В громыханье поездов,

Или, жажду жизни здешней

Горьким ядом утоля,

В край невинный, вечно-вешний,

В Элизийские поля?

«Так же внятен мне, как прежде…»

Так же внятен мне, как прежде,

Тихий звук её часов,

Стук тоскующего сердца

В тёмном шорохе годов.

Не к земной зовут надежде

Хоры тайных голосов,

Но ясна для одноверца

Вера в правду вещих снов.

И в изорванной одежде

Он к причастию готов,

И узка, но блещет дверца

Однолюбу в край богов.

«Пришла ночная сваха…»

Пришла ночная сваха,

Невесту привела.

На ней одна рубаха,

Лицом она бела,

Да так, что слишком даже,

В щеках кровинки нет.

«Что про невесту скажешь?

Смотри, и дай ответ». –

«Да что же думать много!

Пришла, так хороша,

Не стой же у порога,

Садись, моя душа».

В глазах угроза блещет,

Рождающая страх,

И острая трепещет

Коса в её руках.

«В камине пылания много…»

В камине пылания много,

И зыбко, как в зыбке миров.

Душа нерождённого бога

Восстала из вязких оков,

Разрушила ткани волокон.

Грозится завистливой мгле,

И русый колышется локон,

Чтоб свившись поникнуть в золе, –

И нет нерождённого бога,

Погасло пыланье углей,

В камине затихла тревога,

И только пред ним потеплей.

Мы радость на миг воскресили,

И вот уж она умерла,

Но дивно сгорающей силе

Да будут восторг и хвала.

Едва восприявши дыханье,

Он, бог нерождённый, погас,

Свои умертвил он желанья,

И умер покорно для нас.

«Как ярко возникает день…»

  Как ярко возникает день,

В полях оснеженных бегущий мимо!

Какая зыбкая мелькает тень

  От синеватых клочьев дыма!

  Томившая в ночном бреду

  Забыта тягость утомлений,

И память вновь приводит череду

Давно не мной придуманных сравнений.

  И сколько б на земле ни жить,

  Но обречён я каждым утром

Всё тем же неизбежным перламутром,

Всё тою ж бирюзою ворожить.

Людей встречать таких же надо снова,

  Каких когда-то знал Сократ,

А к вечеру от счастия земного

  Упасть в тоске у тех же врат,

  И, так же заломивши руки

Такую ж острую вдыхая пыль,

Опять перековать в ночные муки

  Мгновенно-сладостную быль.

«Мне боги праведные дали…»

Мне боги праведные дали,

Сойдя с лазоревых высот,

И утомительные дали,

И мёд укрепный дольных сот.

Когда в полях томленье спело,

На нивах жизни всхожий злак,

Мне песню медленную спело

Молчанье, сеющее мак.

Когда в цветы впивались жала

Премудрых медотворных пчёл,

Серпом горящим солнце жало

Созревшие колосья зол.

Когда же солнце засыпало

На ложе облачных углей,

Меня молчанье засыпало

Цветами росными полей,

И вкруг меня ограды стали,

Прозрачней чистого стекла,

Но твёрже закалённой стали,

И только ночь сквозь них текла,

Пьяна медлительными снами,

Колыша ароматный чад.

И ночь, и я, и вместе с нами

Томились рои вешних чад.

«Туманы над Волгою милой…»

Туманы над Волгою милой

Не спорят с моею мечтой,

И всё, что блистая томило,

За мглистою никнет чертой.

Туманы над милою Волгой

В забвении тусклых болот

Пророчат мне счастья недолгий,

Но сладостно-ясный полёт.

«Из чаш блистающих мечтания лия…»

Из чаш блистающих мечтания лия,

Качели томные подруги закачали,

От озарений в тень, из тени в свет снуя,

Колыша синевой и белым блеском стали.

По кручам выше туч проходит колея,

Высокий путь скользит над темнотой печали,

И удивляемся, – зачем же мы дрожали?

И знаю, – в полпути угасну ярко я.

По колее крутой, но верной и безгрешной,

Ушёл навеки я от суетности внешной.

Спросить я не хочу: «А эта чаша – чья?»

Я горький аромат медлительно впиваю,

Гирлянды тубероз вкруг чаши обвиваю,

Лиловые черты по яспису вия.

«Обнажённый царь страны блаженной…»

Обнажённый царь страны блаженной,

Кроткий отрок, грозный властелин,