Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест - [12]

Бледный лик вуалью чёрной кроя.

Что мои утешные слова

Для подруги павшего героя!

Для неё и той отрады нет,

Чтоб склониться тихо над могилой.

Не обряжен к смерти, не отпет,

Где-то брошен в яму, тлеет милый.

Истощатся злые времена,

Над землёй заря иная встанет,

А теперь смятенная страна

За неё погибших не вспомянет.

Как же могут бедные слова

Боль стереть о гибели героя!

Плачет безутешная вдова,

Бледный лик вуалью чёрной кроя.

«В лунном озарении…»

В лунном озарении,

В росном серебре

Три гадают отрока

На крутой горе.

Красный камень на руку

Положил один, –

Кровь переливается

В глубине долин.

Красный камень на руку

Положил второй, –

Пламя полыхается

В стороне родной.

Красный камень на руку

Третий положил, –

Солнце всходит ясное,

Вестник юных сил.

Странник, пробиравшийся

Ночью на восток,

Вопрошает отроков:

«Кто уставит срок?»

Отвечают отроки:

«Божий человек,

Мечут жребий ангелы,

День, и год, и век.

В землю кровь впитается,

Догорит огонь,

Колесницу вывезет

В небо светлый конь».

Баллада о высоком доме

Дух строителя немеет,

Обессиленный в подвале.

Выше ветер чище веет,

Выше лучше видны дали,

Выше, ближе к небесам.

Воплощенье верной чести,

Возводи строенье выше

На высоком, гордом месте,

От фундамента до крыши

Всё открытое ветрам.

Пыль подвалов любят мыши,

Вышина нужна орлам.

Лист, ногою смятый, тлеет

На песке, томясь в печали.

Крот на свет взглянуть не смеет,

Звёзды не ему мерцали.

Ты всходи по ступеням,

Слушай радостные вести.

Притаившись в каждой нише,

И к ликующей невесте

Приникай всё ближе, тише,

Равнодушный к голосам

Петуха, коня и мыши.

Высота нужна орлам.

Сердце к солнцу тяготеет,

Шумы жизни замолчали

Там, где небо пламенеет,

Туч расторгнувши вуали.

Посмотри в долину, – там

Флюгер маленький из жести,

К стенкам клеятся афиши,

Злость припуталася к лести,

Люди серые, как мыши,

Что-то тащат по дворам.

Восходи же выше, выше,

Высота нужна орлам.

Послание:

Поднимай, строитель, крыши

Выше, выше к облакам.

Пусть снуют во мраке мыши,

Высота нужна орлам.

Чародейная чаша

Посвящаю Анастасии Сологуб-Чеботаревской

«Нет словам переговора…»

Нет словам переговора,

Нет словам недоговора.

Крепки, лепки навсегда,

Приговоры-заклинанья

Крепче крепкого страданья,

Лепче страха и стыда.

Ты измерь, и будет мерно,

Ты поверь, и будет верно,

И окрепнешь, и пойдёшь

В путь истомный, в путь бесследный,

В путь, от века заповедный.

Всё, что ищешь, там найдёшь.

Слово крепко, слово свято,

Только знай, что нет возврата

С заповедного пути.

Коль пошёл, не возвращайся,

С тем, что любо, распрощайся, –

До конца тебе идти.

Заклинаньем обречённый,

Вещей деве обручённый,

Вдался слову ты в полон.

Не жалей о том, что было

В прежней жизни сердцу мило,

Что истаяло, как сон.

Ты просил себе сокровищ

У безжалостных чудовищ,

Заклинающих слова,

И в минуту роковую

Взяли плату дорогую,

Взяли всё, чем жизнь жива.

Не жалей о ласках милой.

Ты владеешь высшей силой,

Высшей властью облечён.

Что живым сердцам отрада,

Сердцу мёртвому не надо.

Плачь, не плачь, ты обречён.

«День и ночь измучены бедою…»

День и ночь измучены бедою;

Горе оковало бытиё.

Тихо плача, стала над водою,

Засмотрелся месяц на неё.

Опустился с неба, странно красен,

Говорит ей: «Милая моя!

Путь ночной без спутницы опасен,

Хочешь или нет, но ты – моя».

Ворожа над тёмною водою,

Он унёс её за облака.

День и ночь измучены бедою,

По свету шатается тоска.

«Чародейный плат на плечи…»

Чародейный плат на плечи

Надевая, говорила:

«Ах, мои ли это речи?

Ах, моя ли это сила?

Посылает людям слово

Матерь Господа живого».

Чародейный посох в руки

Принимая, говорила:

«Ах, не я снимаю муки,

Не во мне живая сила.

Перед нами у порога

Тайно станет Матерь Бога».

Чародейный круг чертила,

Озиралась и шептала:

«Ах, моя ли это сила?

Я ль заклятия слагала?

Призовёт святые лики

Матерь Господа Владыки».

«В стране сурового изгнанья…»

В стране сурового изгнанья,

На склоне тягостного дня,

Святая сила заклинанья

Замкнула в тайный круг меня.

Кому молюся, я не знаю,

Но знаю, что услышит Тот,

Кого молитвой призываю,

Кому печаль моя цветёт.

Его мимолетящей тени,

Что исчезает, смерть поправ,

Молюся я, склонив колени

На росной ласковости трав.

И заклинанья не обманут,

Но будет то же всё, что есть,

Опять страдания предстанут,

Все муки надо перенесть.

Что Тот вкусил, кто жало Змея

Навеки вырвал, надо мне,

Жестокой мукой пламенея,

Вкусить в последней тишине.

«Бога милого, крылатого…»

Бога милого, крылатого

Осторожнее зови.

Бойся пламени заклятого

Сожигающей любви.

А сойдёт путём негаданным,

В разгораньи ль ясных зорь,

Или в томном дыме ладанном, –

Покоряйся и не спорь.

Прячет лик свой под личинами,

Надевает шёлк на бронь,

И крылами лебедиными

Кроет острых крыл огонь.

Не дивися, не выведывай,

Из каких пришёл он стран,

И не всматривайся в бредовый,

Обольстительный туман.

Горе Эльзам, чутко внемлющим

Про таинственный Грааль, –

В лодке с лебедем недремлющим

Лоэнгрин умчится вдаль,

Вещей тайны не разгадывай,

Не срывай его личин.

Силой Боговой иль адовой,

Всё равно, он – властелин.

Пронесёт тебя над бездною,

Проведёт сквозь топь болот,

Цепь стальную, дверь железную

Алой розой рассечёт.

Упадёт с ноги сандалия,

Скажет змею: «Не ужаль!»

Из цианистого калия

Сладкий сделает миндаль.

Если скажет: «Всё я сделаю!»

Не проси лишь об одном:

Зевс, представши пред Семелою,

Опалил её огнём.