Том 6. История моего современника. Книга 2 - [110]

…базаровское бесстрашие. — Базаров — герой романа И. С. Тургенева «Отцы и дети».

…следовать за «раскольниковскими» формулами. — Раскольников — герой романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание».

Харизоменов Сергей Андреевич (1854–1917) — один из основателей организации «Земля и воля». После ее раскола примкнул к «Черному переделу», но вскоре отошел от народнического движения. Позже — видный земский статистик.

Катковский лицей (собственно «Императорский лицей в память цесаревича Николая») — дворянское привилегированное высшее учебное заведение, основано в 1868 году на средства M. H. Каткова и нескольких других жертвователей. Особые надзиратели (туторы) наблюдали за учебным, нравственным и физическим воспитанием лицеистов.

Гладстон Уильям (1809–1898) — английский политический деятель, лидер либеральной партии с 1868 по 1894 год.

Д'Израэли (Дизраэли) Бенджамин, лорд Биконсфильд (1804–1881) — английский политический деятель и писатель, лидер консервативной партии.

Тимирязев Климент Аркадьевич (1843–1920) — великий русский ученый, автор книг: «Жизнь растения», «Чарльз Дарвин и его учение» и др. Преподавал ботанику и физиологию растений в Петровской академии с 1870 по 1892 год. Тимирязев неоднократно обвинялся царским правительством в «неблагонадежности» и наконец был удален из Петровской академии. В 1911 году Тимирязев ушел из Московского университета в знак протеста против реакционной политики министра народного просвещения Кассо. Великую Октябрьскую революцию Тимирязев принял безоговорочно, был депутатом Моссовета, активно работал в ряде советских научных учреждений.

В июле 1913 года Тимирязев прислал Владимиру Галактионовичу приветственную телеграмму к его шестидесятилетнему юбилею: «Дорогой Владимир Галактионович. Еще на школьной скамье вы завоевали не только любовь, но и уважение ваших учителей. Теперь славный художник, чье каждое слово является делом, вы владеете любовью и уважением бесчисленных читателей. Примите сердечный привет того, кто с радостью считает себя тем и другим. Тимирязев». Короленко ответил ему письмом от 25 июля того же года:

«Дорогой, глубокоуважаемый и любимый Климент Аркадьевич. Из тех годов, о которых и вы вспоминаете в вашей телеграмме, когда судьба свела нас, учителя и ученика, в Петровской академии, — я вынес воспоминание о вас как один из самых дорогих и светлых образов моей юности. Не всегда умеешь сказать то, что так хочется сказать дорогому человеку. А мне в моей жизни так часто хотелось сказать вам, как мы, ваши питомцы, любили и уважали вас и в то время, когда вы с нами спорили, и тогда, когда вы нас учили любить разум как святыню, и тогда, наконец, когда вы пришли к нам, троим арестованным, в кабинет директора и когда после до нас доносился из комнаты, где заседал совет с Ливеном, ваш звонкий независимый и честный голос. Мы не знали, что вы тогда говорили, но знали, что то лучшее, к чему нас влекло неопределенно и смутно, находит отклик в вашей душе, в другой более зрелой форме. Дорогой Климент Аркадьевич, поверьте глубокой искренности этих строк. Ваш привет светит для меня среди многих, частью шаблонных, но большей частью искренних юбилейных обращений — особенным светом… Он из тех, которые особенно трогают и особенно внятно говорят об ответственности за этот почет и о его незаслуженности. Много лет прошло с академии. Время делает менее заметной разницу возрастов. Но для меня вы и теперь учитель в лучшем смысле слова. И читая задушевные строки вашей телеграммы, я чувствую то же, что чувствовал порой, уходя с удачного экзамена, когда совесть говорила о том, что было не готово. И теперь, получив ваш привет за то немногое, что удалось сделать, я живо чувствую, как это мало и сколько не сделано. И теперь, как встарь, ваш привет говорит мне, что и в мои годы все надо учиться и становиться лучше.

Крепко от всей души обнимаю вас, дорогой мой учитель и истинно дорогой человек

Любящий вас Владимир Короленко».

Ржевский. — Московским исправником с первой половины 70-х годов до 1883 года был В. П. Афанасьев.

После совета все начальство прошло в актовую залу. — В журнале заседаний совета Петровской земледельческой и лесной академии за 1875–1876 годы нижеследующим образом запротоколировано заседание 20 марта 1876 года:

«Его светлость г. товарищ министра государственных имуществ изложил, что он прибыл в академию сегодня, в 2 часа пополудни вследствие того, что студенты Петровской академии, Григорьев и Короленко, подали 13 марта директору этого учебного заведения заявление, подписанное 79 человеками, препровожденное директором г. министру государственных имуществ, а 17 марта студент Вернер подал заявление, в котором к прежде подписавшимся присоединили свои подписи еще 11 человек. В этом заявлении студенты жалуются на небрежное и невнимательное отношение к их жалобам, на неудовлетворительное качество пищи, отпускаемой им в студенческой столовой, пользующейся казенною, довольно значительной субсидией, и на стеснения, происходящие для них от соблюдения некоторых установленных правил; а так как подача подобного коллективного заявления есть дело вполне незаконное и оскорбительное для директора академии, поставленного правительством именно для того, чтобы вполне точно соблюдать устав и вытекающие из него правила, то он, г. товарищ министра государственных имуществ, употребил время с 2 до 9 часов пополудни для того, чтобы разъяснить студентам академии, приглашая некоторых из них поодиночке, а других партиями по два, по пяти, десяти и т. д., всю беззаконность их поступка, которую они могут загладить, испросив публично прощение у директора академии и дав обещание впредь подчиняться всем требованиям устава и установленных для студентов правил. При этом он, г. товарищ министра, предупредил студентов академии, что во всяком случае как Григорьев и Короленко, подавшие заявление 13 марта, так и Вернер, подавший 17 марта дополнительный список присоединивших свои подписи, будут непременно исключены из числа студентов академии, все же, пользовавшиеся какими бы то ни было стипендиями, лишены этих стипендий на некоторое время до тех пор, пока они своим поведением не загладят совершенного ими проступка. А так как час, данный студентам на размышление, уже истек, то он, г. товарищ министра, предлагает приступить теперь с предложением каждому курсу отдельно, чтобы каждый курс испросил прощение у директора академии и дал бы обещание вполне подчиняться требованиям как устава, так и установленных правил. Всем студентам было предложено разделиться по курсам. Студенты трех низших курсов сначала выразили нежелание исполнить это требование, но когда они узнали, что на это есть воля его светлости г. товарища министра, то немедленно исполнили это желание. После того как инспектор студентов доложил, что все студенты разделились по курсам в отдельных комнатах главного здания, его светлость, г. товарищ министра государственных имуществ, в сопровождении присутствовавших членов совета, вошел в комнату, в которой были собраны студенты IV курса, и, указав на беззаконность проступка, совершенного студентами, подписавшими поданное директору заявление, предложил студентам IV курса, извинившись перед директором академии, дать обещание подчиняться впредь всем требованиям устава и установленных правил. Студенты IV курса беспрекословно подчинились этим требованиям. Затем то же повторилось в III, II, I курсах. При этом студенты каждого курса, по испрошении у директора академии прощения, обратились к г. товарищу министра с просьбой об облегчении, поскольку возможно, участи трех их товарищей: Григорьева, Короленко и Вернера, подавших директору коллективное заявление. Его светлость, разъясняя важность сделанного поименованными лицами проступка, высказывал студентам, что лица эти должны быть непременно удалены из заведения. В то же время он приглашал всех, имеющих какие-либо жалобы, обращаться непосредственно к нему до тех пор, пока он останется в Москве, но не иначе, как единолично. Затем, по возвращении присутствующих членов в залу, где было открыто заседание, г. товарищ министра, сказав, что для всех студентов вообще дело, для которого он специально приехал в академию, можно считать оконченным, сообщил: 1) что воля министра государственных имуществ состоит в том, чтобы все студенты из числа подписавших были лишены на время тех льгот, которые до сих пор били предоставлены им в виде стипендий; 2) чтобы как подавшие первое заявление, студенты Григорьев и Короленко, так и подавший дополнительный список Вернер были исключены из числа студентов академии и что совету предстоит обсудить лишь последствия, с которыми должно быть сделано это исключение; 3) что министр предлагает совету обсудить вопрос о том, каким образом устроить так, чтобы студенты академии могли быть поставлены в непосредственное отношение к тому лицу или к тем лицам, которые будут давать им стол, без участия академического начальства, ибо существование столовой на тех началах, на которых она до сих пор существовала, всегда подавало и впредь, очевидно, будет подавать повод к недоразумениям между студентами и начальством академии и 4) предложил избрать комиссию из членов совета для того, чтобы эта комиссия озаботилась отобранием подписок от студентов, подписавших заявление, представленное директору академии, в том, что студенты, сознавая всю незаконность участия в коллективной жалобе, поданной директору академии, обещают подчиняться всем требованиям устава академии. Профессор Линдеман обратил внимание на то, что студенты II и III курсов, ходатайствуя о смягчении участи Григорьева, Короленко и Вернера, указывали на то, что они избраны ими преимущественно потому, что сам директор академии относился к трем названным лицам с особенным доверием; и что как это обстоятельство, так и то, что все трое принадлежат к числу особенно хороших студентов по успехам, — должно послужить мотивом к тому, чтобы совет отнесся к названным трем лицам по возможности снисходительно. Директор академии возразив на это, что его доверием действительно пользовался, но только один Короленко, с Григорьевым он имел раза три неприятные разговоры, в которых ему приходилось делать Григорьеву замечания и выговоры, с Вернером же ему приходилось говорить не один раз по тому поводу, что Вернер вскоре после поступления в студенты академии арестован по распоряжению Московского жандармского управления и поэтому он, директор, полагал бы выделить Короленко, юношу, поступившего в студенты академии с школьной скамьи, от двух других, служивших уже в военной службе и получивших там чины подпоручиков.