Том 6. Эссе из сборника «On Grief and Reason» - [165]

С. 66…моя шведская вещь, по имени Ulla. В G: «…my Nordic charge — well, let's call her Stella Polaris» — «…моя скандинавская подопечная — ладно, назовем ее Стелла Полярис» (Stella Polaris — Полярная звезда)…вонючий хорек по-нашему. В G опущено.

…за пробуждением бестии. В G: «…the little weasel rouse itself» — «…за пробуждением маленькой ласки».

….и тем более обратно. В G: «…and even more so in the chartered bus on the way back…» — «….и тем более обратно в заказном автобусе…».

…Шведская вещь. B.G: «Nordic Star» — «скандинавская звезда»…то, что у нас осуществляемо госбезопасностью. В G: «…the mass debilitation carried out in other parts by state security» — «…массовая дебилизация, осуществляемая в других краях государственной безопасностью».

..В результате нищеты. В G за данным абзацем следует две страницы текста. Приводим его перевод:

«Суть в том, что я не видел этого места. Сомневаюсь даже, видел ли то, на что, как я помню, смотрел. Возможно, именно по этой причине сердечникам не следует разрешать воздушные путешествия — их способность восприятия затуманена, так сказать, внутренним состоянием. Как минимум, они сосредоточены на чем-то другом. Но кто устоит перед билетом в оба конца — особенно в экзотический пункт назначения. С другой стороны, это ужасная психологическая западня — обратный билет отнимает у вас любую возможность психологического вклада в это место. Лучший итог подобного путешествия — моментальный снимок себя любимого на каком-нибудь пошловатом фоне — действительно, мы со Стеллой Полярис сделали несколько снимков друг друга в ботаническом саду. Ее камерой. Что избавляет меня от лишнего, пусть маленького, унижения — устраняя, возможно, последнее свидетельство того, что я вообще был в Бразилии.

Был ли я там? Действительно был? В конечном счете, думаю, я должен ответить «да» — хотя бы потому, что был я или нет, не имеет значения. Признать свою незначительность всегда лучше, чем ее отрицать. Начнем с того, что, пусть рассуждения о ценности собственной жизни лишены объективных критериев, нет лучшего способа умалить ее, чем поместив в необыкновенную панораму или в толпу. То есть в пространство. В конечном счете потому, возможно, человек и путешествует, потому он истирает свои зрачки, плечи и пупок о незнакомцев. Возможно, все предприятие именуется смирением, а оседающая в костях усталость и есть подлинный голос этой добродетели. В любом случае это голос, который говорит, что я был в Бразилии. Других следов нет. Даже четыре сотни баксов вором к этому времени истрачены, даже аннамитские писатели в Австралии привыкли к легитимности своих сборищ и уже обзавелись, полагаю, подобающим фирменным бланком. Странно принимать участие в чем-то, следствием чего является неопределенность воспоминаний, но требовать большего — чистое высокомерие.

Подобным же образом ничего ценного не проистекло из-под моего пера: никакой бессмертной лирики. Конечно, хочется, подобно журналисту или художнику, произвести что-то прямо на месте, но так человеку везет редко — не повезло и мне. За nulla dies sine linea <ни дня без строчки \лат.)> — маячит понимание того, что человек сожрал за ланчем больше, чем он зарабатывает в неделю. Проблему решает изобретение стилистики, делающей возможным производство на ежедневной основе (как в «Песнях-фантазиях» Берримена или «Истории» Лоуэлла), хотя возникает возможность превратиться в болтуна. В общем, вина стимулирует бумагомарание лучше, чем самоуверенность. Лучше она, полагаю, и в качестве содержания. В любом случае среди переживших это путешествие записей есть несколько куплетов «Рио Самбы» — белиберда, конечно, но есть неплохие рифмы:

Come to Rio, oh come to Rio.

Grow a mustache and change your bio.

Here the rich get richer, the poor get poorer,

here each old man is a Sturmbahnfiihrer.

Come to Rio, oh come to Rio.

There is no other city with such brio.

There are phones by Siemens, and even

Jews drive around like crazy in VWs.

Come to Rio, oh come to Rio.

Here Urania rules and no trace of Clio.

Buildings ape Corbusier's beehive-cum-waffle,

though this time you can't blame this on the Luftwaffe.

Come to Rio, oh come to Rio.

Here every bird sings «О sole mio».

So do fish when caught, so do proud snow geese

in midwinter here, in Portuguese.

Come to Rio, oh come to Rio.

It's the Third World all right, so they still read Leo

Trotsky, Guevara, and other sirens;

still, the backwardness spares them the missile silos.

Come to Rio, oh come to Rio.

If you come in duo, you may leave in trio.

If you come alone, you'll leave with a zero

in your thoughts as valuable ase one cruzeiro.

Поедем в Рио, поедем в Рио.

Усы отрастить и пожить красиво.

Здесь богатый богаче, а бедный плохие,

здесь каждый старик — штурмбанфюрер в прошлом.

Поедем в Рио, поедем в Рио.

В других городах не настолько живо.

Здесь все телефоны — «Сименс» и резво

гоняют в фольксвагенах даже евреи.

Поедем в Рио, поедем в Рио.

Здесь правит Урания, а не Клио.

Дома — Корбюзье пчелиные вафли,

но этого не свалить на Люфтваффе.

Поедем в Рио, поедем в Рио.

Здесь птички щебечут «О sole mio».

Им вторят рыбы зимой и гагачут