Том 5. Золотое руно - [42]

Идас, брат зоркого Линкея, сказал:

— Акаст вполне может быть так же виноват, как и его отец. Полагаю, он в душе трус. Но я не думал, что мирмидонец Пелей удерет от нас столь постыдно, хотя, воистину, он — самый неумелый метатель дротиков, какого я когда-либо видел, и во всех поступках скользок, словно жирный угорь.

Старый Навплий подхватил:

— И все-таки, думаю, лучше, когда на корабле — горстка гребцов-добровольцев, чем команда трусов.

Некоторые из его товарищей что-то неуверенно пробормотали в знак согласия.

Перевалило за полдень. Молодежь принялась шутить и рассказывать остроумные и непристойные байки — обычное дело на пирушке, когда все подвыпили. Но Ясон хранил молчание, завернувшись в плащ, не отвечая даже улыбкой на всеобщее веселье. Идас потянулся за спину Гиласу, наполнил кубок неразбавленным вином, опрокинул его себе в глотку, и еще дважды проделал тот же номер. И пустился в пьяный боевой танец. Встав в позу и указывая на Ясона сбоку большим пальцем, он начал декламировать какие-то нескладные стихи, которые звучали примерно так:

Ясон, Эсона сын, скажи мне, друг,

Да что с тобою приключилось вдруг?

В своих сознайся мыслях, не молчи,

Шепнуть не можешь — так вовсю кричи!

Ты что, стыдишься стать вождем у нас,

У лучших в сей стране, в сей славный час?

Храбрейший Идас — и удача с ним, —

Не Зевсом, а копьем своим храним!

(И грозно потряс копьем)

Воспрянь же, трус, осуществи мечты

И голову под мышкой не прячь ты!

(И передразнил Ясона)

Сам Идас — слышишь? — в воинстве твоем,

А он владеет лучше всех копьем,

Он — победитель всех своих врагов,

Он не надеется на мощь богов,

И Аполлон герою не указ:

Украсть Марпессу вздумал как-то раз,

Но я не упущу добро мое:

Помчался я воинственно к жрецам…[1]

В этот миг вмешались Идмон и Мопс, Идмон схватил Идаса за ноги и опрокинул, а Мопс вырвал у него копье. Другие пытались удержать его, пока Идмон отчитывал его примерно следующим образом:

— Наглый хвастун, ты накликаешь беду. Я вижу по твоей чаше, что ты пил неразбавленное вино, но что-то еще ввергло тебя в безумие и заставило оскорблять Светлого Бога, у которого мы нынче в гостях. Вспомни только, что случилось однажды с двумя вождями Алоадами! Они отказались признать права Аполлона над мусическими нимфами Кобылы с горы Геликон, ссылаясь на то, что те обитали на Геликоне как служанки Триединой Музы задолго до Аполлона. Они пригрозили войной всем олимпийцам сразу, если Аполлон попытается сделать Геликон своим владением, и в безумии говорили, что взгромоздят Пелион на Оссу, если потребуется достичь вершины Олимпа и стащить Отца Зевса с его трона. Но я изрек пророчество, и даже прежде, чем мой отец Аполлон прислал своих лучников, двое хвастунов были мертвы. Они поссорились из-за оленя, которого преследовали и о котором каждый твердил, что это он убил его, они изрубили друг друга в куски мечами.

Идас сдавленно рассмеялся, ибо на груди у него сидел кулачный боец Поллукс.

— Что же, Аргивская Лягушка, — сказал он, — напророчь что-нибудь и против меня, если посмеешь, как напророчил против Алоадов, посмотрим, что случится. Ты окажешься лжепророком, напыщенный ты мошенник, ибо уверяю тебя, твой труп будет лежать и гнить тут, на берегу в Пагасах, а не на каком-нибудь далеком цветущем лугу, как ты воображаешь, а корабль отплывет без тебя.

Ссора закончилась бы кровопролитием, ибо Линкей с мечом в руке уже бросился на помощь своему брату Идасу, если бы не ропот струн, удары и звон, внезапно раздавшиеся позади алтаря — кто-то играл на четырехструнной лире, с непревзойденным мастерством. При этом звуке те, что боролись с Идасом, ослабили хватку. Они поднялись и принялись танцевать в такт музыке. Идас тоже поднялся и присоединился к танцу, забыв про свой гнев, ибо у пьяных память коротка, а Линкей с радостью вложил меч в ножны и тоже заплясал. За ним и Ясон вышел из своего транса и загарцевал вокруг, подняв руки и щелкая пальцами, ибо Хирон был строгим и опытным учителем танцев. Наконец Геркулес затопал в кругу, потом вскочил на свою повозку и затопал, выдерживая такт, пока не показалось, что вот-вот сломается ось. Рядом с ним извивалась вереница плясунов, сплетаясь в священную восьмерку.

Музыка завершилась ударом по резонатору, столь же внезапно, сколь и началась. Мопс, Идмон и еще несколько человек со сверкающими глазами бросились обнимать изможденного фракийца с татуированным лицом и в белом полотняном одеянии, вмешательство которого так своевременно предотвратило кровопролитие.

— Орфей! — вскричали они. — Орфей! Ты снова вернулся к нам из свих странствий по Египту и добровольного изгнания в край жестоких киклопов?

Орфей ответил:

— Я получил во сне указание плыть с вами. Давайте взойдем на борт.

С прибытием Орфея пир продолжился до вечера, и отплывать было уже поздно. Тогда Ясон распорядился нарезать травы и разбросать ее на берегу, чтобы сделать ложа, после чего он и его товарищи ели и пили, пока луна не засияла высоко в небе, а Орфей веселил их своей музыкой. Он пел песнь за песнью о добрых старых временах Тесея и Перифоя, а слушатели требовали еще и еще. Около полуночи все они уснули один за другим. Но слуги их стояли на страже, чтобы предотвратить чье-нибудь вероломное нападение. Ночь прошла спокойно, и занялась заря — ясная и чистая.