В. Н. Муромцева-Бунина, вспоминая о путешествии по Италии в 1909 г., пишет, что Бунин однажды «начал говорить, что ему так надоели любители Италии, которые стали бредить треченто, кватроченто, что „я вот-вот возненавижу Фра-Анжелико, Джотто и даже самое Беатриче вместе с Данте…“» («Материалы», с. 130).
Индиго — густо-синяя краска; добывалась из растений.
Натали>*
О происхождении рассказа Бунин писал: «Мне как-то пришло в голову: вот Гоголь выдумал Чичикова, который ездит и скупает „мертвые души“, и так не выдумать ли мне молодого человека, который поехал на поиски любовных приключений? И сперва я думал, что это будет ряд довольно забавных историй. А вышло совсем, совсем другое.
Молодой герой моего рассказа сперва заезжает, — ненадолго, — в имение своего родного дяди, улана Черкасского, для которого я взял старика улана Муромцева, который слыл под кличкой „раздраженный улан“, между тем как улан Черкасский был добрый человек, только такой же большой ростом и всем складом, как улан Муромцев. Я поместил его имение в речной долине, подобной той, в которой было расположено имение брата улана» (Бунин, т. 9, с. 373).
В дневнике Бунин писал о «Натали»: «Никто не хочет верить, что в ней все от слова до слова выдумано, как и во всех почти моих рассказах, и прежних и теперешних. Да и сам на себя дивлюсь — как все это выдумалось — ну, хоть в „Натали“. И кажется, что уж больше не смогу так выдумывать и писать» (запись в дневнике 20 сентября 1942 г.).
Бунин писал в 1943 году: «Вот в „Натали“ две любви, как вообще бывают две любви и две ненависти и одна из них иногда вдруг пересиливает другую».
У Толстого в рассказе «Дьявол» — любовь Иртенева к Лизе и Степаниде; в романе Достоевского «Идиот» любовь князя Мышкина к Аглае и Настасье Филипповне. «И как это любить двух? Двумя разными любвями какими-нибудь?» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти томах. Художественные произведения, т. VIII. Л., 1973, с. 485) — спрашивает князя Евгений Павлович Род омский.
В «Натали» Мещерский удивлялся, ужасался: за что так наказан он, что бог «дал сразу две любви, такие разные и такие страстные, такую мучительную красоту обожания Натали и такое телесное упоение Соней».
В «Натали» в некотором смысле отобразилось то, что пережил сам Бунин: его увлечение красивой и талантливой поэтессой Г. Н. Кузнецовой, хотя «свою жену Веру Николаевну он любил настоящей, даже какой-то суеверной любовью» («Альманах библиофила», вып. XII, М., 1982, с. 85). При этом надо сказать, вслед за Буниным, что рассказ «Натали» от начала до конца вымышленный.
Обожание Натали и чистый восторг дали Мещерскому высшую радость и силы для преодоления «языческой страсти» к другой. И в его безумии страсти, как это видим и в других рассказах «Темных аллей», — «нечто поистине неизъяснимое, божественное и дьявольское». По словам Бунина, «страшнее, привлекательней и загадочней любви нет ничего ни на небе, ни на земле».
И этот высокий строй чувств в «Натали» и в других рассказах книги явлен людям в пору, когда, по словам Бунина, мир переполнен тем, что он назвал: «Звериный зов разнузданной плоти». Над всем этим, страшным для душ человеческих, прозвучали слова автора «Митиной любви», «Дела корнета Елагина», «Жизни Арсеньева», «Темных аллей»: «Какое неземное слово любовь…» Он звал к совершенству и чистоте.
Н. А. Тэффи писала Бунину в мае 1944 года по поводу его «изумительных рассказов» «Темные аллеи»: «…впечатление от книги: она очень серьезная, значительная, мрачная вся от первого до последнего слова. Трагически безысходная. Один только рассказ чуть-чуть пронизан лирикой любви и конец у него тургеневский. Героиня умирает от родов („Натали“. — А. Б.). Подходя к концу рассказа, я думала: „Куда Бунин ее денет?“ Но таким героиням заранее предначертан тургеневский конец. И в этих рассказах чем проще они ведутся, чем циничнее — тем страшнее и трагичнее. Написаны они превосходно. Не считайте с моей стороны наглостью давать литературную оценку вашим произведениям. Вы автор господом богом коронованный, но даже у вас есть и должна быть некая скала (от ит. scala — градация. — А. Б.) (как бы прилив и отливы) при всем вашем великолепии. Поэтому я и говорю „написаны превосходно“» («Литературная Россия», 1979, № 14, 6 апреля, с. 16).
Рассказ «Натали» был взят одним из американских издательств в 1945 году в антологию мировой литературы.
Лирическая новелла, «Натали», исполнена драматизма, и достигается это не изображением драматических ситуаций, а выявлением, как в стихах Пушкина, того таинственного, что есть в повседневности жизни. В критике отмечалось, что именно этим был близок Бунин Пушкину.
Рукописный текст «Натали» (ГБЛ) Бунин стилистически переработал и сократил для последнего прижизненного издания 1946 года.
В конце главы IV, когда Натали признается в любви к Мещерскому, в рукописи была сцена, не вошедшая в окончательный текст: «Я взял ее за талию, она отклонила голову, я коснулся ее рта. Она не ответила ни малейшим движением губ, я уронил руки, и она пошла назад к дому».
Улан Черкасов. — Прототип Черкасова — Алексей Алексеевич Муромцев, двоюродный дядя Веры Николаевны Муромцевой-Буниной; его, писала она, Бунин «тронул в „Деревне“ и в „Натали“»
