Том 5. Записки ружейного охотника - [16]

На многочисленных токах, куда собираются дупели сотнями, куда никогда не заходила нога охотника, – что не редкость в обширной Оренбургской губернии, – поселяне, как русские, так равно и мордва, чуваши и даже татары, очень много ловят дупелей (как и тетеревов) поножами, то есть сильями, вплетенными, на расстоянии полуаршина друг от друга, в длинную тонкую веревку, привязанную к нескольким колышкам, которые плотно втыкаются в землю на тех местах тока, где нужно их расставить. Когда попадет в сило один дупель, начнет биться и трепетаться, другие кинутся его бить и попадают в силья сами: большая часть из них удавливается.

По прекращении токов исхудалые самцы-дупели скрываются в самые крепкие болота, поросшие кустами и деревьями, и там линяют, не теряя способности летать, как и бекасы. Между тем дупелиные самки в исходе мая, следовательно в первой половине токов, вьют гнезда, по большей части на кочках, в предохранение от сырости, в болотах не очень мокрых, но непременно поросших кустами, и кладут по четыре яйца точно такого же цвета и формы, как бекасиные, только несколько побольше. Высиживанье детей, укрыванье их сначала в самых крепких и глухих болотных местах, а потом в лугах и, наконец, перемещенье в чистые болота на всю осень – у дупелей совершенно одинаковы с бекасами. Вся разница состоит в следующем: при выводках я никогда не нахаживал двух старых дупелей. После линьки, или линянья, особенно если болота очень мокры от многих дождей, чего дупели не любят, они иногда перемещаются в залежи, в пар, то есть в паровое поле, и лежащие около болот некошеные луговины, поросшие чилизником и бобовником. Вот, по-моему, лучшая охота за дупелями. Это бывает в исходе июля и в августе; тогда они делаются так жирны, что, не видевши, трудно поверить: летают очень тяжело и скоро опять садятся. Мне случалось бить столь жирных дупелей, что, когда убьешь его и он ударится о землю, как мокрая глина, то кожа трескалась на его хлупи. Впрочем, в таких местах они бывают редко и ненадолго, особенно в пару, где молодая трава, несмотря на сильную растительность черноземной оренбургской почвы, довольно мала и прятаться в ней птице неудобно. Во всю мою жизнь я один раз только нашел множество дупелей в паровом поле: они были необыкновенно жирны и сначала смирны, потом сделались сторожки, но держались упорно около двух недель. Вероятно, взрыхленная сохою земля и сочные корешки молодой травы очень им нравились; даже когда начали засевать пар, дупели держались несколько дней кругом, по ковылистым луговинам. Я убил тогда более сотни чудесных дупелей. – К половине августа они переселяются опять в большие болота и там, вместе с бекасами, остаются до отлета, который, впрочем, всегда бывает ранее бекасиного также неделями двумя. И тогда-то производятся те славные охоты целым обществом, о которых я недавно говорил. Дупелей бьют по большей части тою же дробью (то есть 9-м нумером), как и бекасов, но лучше употреблять дробь 8-го нумера; для дупелей же, напуганных стрельбою, – как то бывает всегда на токах, куда они, разлетаясь от выстрелов, постоянно возвращаются и где они делаются, наконец, так сторожки, что поднимаются шагах в пятидесяти или более, – я употреблял с успехом дробь 7-го нумера. На расстоянии шестидесяти шагов дупеля не убьешь наповал бекасиною дробью даже 8-м нумером или по крайней мере редко, а только поранишь: он унесет дробь очень далеко и если не умрет скоро, то долго будет хворать и скрываться в самых глухих болотных местах. Мне случалось нахаживать и убивать таких дупелей в позднюю осень, когда все другие давно уже пропали. Я находил на них зажившие раны и даже старую, заросшую в теле дробь, которую нетрудно было отличить от новой, потому что последняя всегда была крупнее.

Жирных и непуганных стрельбою дупелей, допускающих самую близкую стойку собаки, можно травить ястребами-перепелятниками. Если дупель вскочит не далее шести или семи шагов, то ястреб его догонит. Разумеется, что никакой ружейный охотник не станет травить дупелей ястребом, если будет иметь возможность стрелять их.

3 Гаршнеп

Этот маленький куличок, без всякого сомнения, принадлежит к славной породе бекасов. Господа немцы назвали его гаршнепом, то есть волосяным куликом, вследствие того, что он имеет длинные перышки, растущие по верхней части его шеи и лежащие вдоль спины. Впрочем, эти перышки нисколько не похожи на волосы, и скорее можно их назвать косичками, но другого имени гаршнеп у нас не имеет, а потому должен остаться при своей немецкой кличке, не вовсе удачной, но всем известной. О названии «лежанка», которого никто не знает на Руси, придаваемом гаршнепу в «Книге для охотников», изданной в 1813 году в Москве, я уже говорил. – Гаршнеп вдвое меньше бекаса; складом, носом, ногами и пестрым брюшком совершенно сходен с дупелем, а перьями – и с бекасом и с дупелем; только пестрины у него на спине несколько темнее и красноватее, имеют сизо-зеленоватый, как будто металлический, отлив; кожа на шее толста и мясиста, очевидно для того, чтоб могли расти из нее длинные перышки и косички. Гаршнеп – постоянный обитатель топких болот, преимущественно поросших кустиками камыша. Корешки болотных трав, особенно сладкие корешки молодого камыша (которого и первые побеги также на вкус очень сладки), и разные червячки и козявочки составляют его обыкновенную пищу. Весною он прилетает всегда вместе с дупелями и вместе с ними показывается на первых высыпках, но улетает гораздо позднее, даже после бекаса. Как скоро минуется срочное и короткое время высыпок пролетной птицы, гаршнеп немедленно переселяется в топкие, грязные и камышистые болота. Камыш его стихия: я имел этому поразительное доказательство. Однажды весною, когда вся птица уже прилетела и везде по удобным местам появились гаршнепы, ушел у меня в деревне огромный пруд, заросший почти весь сплошным камышом, который зимою был гладко скошен на разные деревенские потребности. Гаршнепы пропали не только на болотах около самого пруда, но и на местах довольно отдаленных: дупели и бекасы остались, гаршнепа – ни одного. Я, ничего не подозревая, продолжаю охотиться, удивляясь только, отчего так внезапно пропали гаршнепы. Вдруг узнаю, что крестьяне, ловившие рыбу, оставшуюся в лужах по обмелевшим камышам пруда, поднимали там много гаршнепов. Я сейчас туда отправился – и что же нашел? Гаршнепы со всего околотка слетелись на грязное, топкое дно сбежавшего пруда, покрытое густыми корнями камыша. Грязь была так жидка, что гаршнепы могли только сидеть на оголившихся камышовых корнях. Ходьба была адская: ноги вязли по колена, даже выше; собака вязла по брюхо и далеко отставала от меня, да в ней и не было надобности: гаршнепы вскакивали сами. Три дня с неимоверными усилиями, к которым бывает способна только молодость и страстная охота, бродил я по этой непроходимой топи. Я убил восемьдесят три гаршнепа, чего, конечно, не убил бы в обыкновенных болотах и даже на высыпках, ибо гаршнепов, относительно к числу бекасов и дупелей, бывает в Оренбургской губернии несравненно менее и редко убьешь их десятка полтора в одно поле.