Том 5. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне - [173]
Вы постигаете теперь, почему во Франции порою бывали министры-империалисты, жаждавшие увеличить ее колониальные владения. И нам следует еще поздравить себя и воздать хвалу умеренности наших правителей, которые могли бы взвалить на плечи стране куда больше колоний.
Но опасность еще не миновала, и нам грозит восьмидесятилетняя война в Марокко. Неужели колониальное безумие никогда не кончится?
Я хорошо знаю, что рассудительность не свойственна народам. И откуда им быть рассудительными, если вспомнить, из кого они состоят. Но нередко какой-то инстинкт предупреждает их о том, что может причинить им вред. Порою они способны наблюдать и делать выводы. Они постепенно учатся на горестном опыте собственных заблуждений и ошибок. Когда-нибудь они усвоят, что колонии для них — лишь источник опасностей и путь к разорению. Торговое варварство уступит место торговой цивилизации, а насильственное проникновение — проникновению мирному. Эти идеи находят ныне доступ даже в парламенты. Они восторжествуют — не потому, что люди станут менее корыстны, но потому, что лучше поймут, в чем их подлинные интересы.
Величайшая ценность на земле — сам человек. Чтобы благоустроить земной шар, надо сначала устроить человеческую жизнь. Чтобы извлекать пользу из почвы, рудников, вод, всех веществ и всех сил нашей планеты, необходим человек, весь человек, необходимо человечество, все человечество. Для того чтобы пользоваться всеми благами земли, нужен совместный труд белых, черных и желтых людей. Сокращая, уменьшая, ослабляя, словом, колонизируя часть человечества, мы действуем себе же во вред. Нам выгодно, чтобы желтые и черные были сильны, свободны и богаты. Наше процветание, наше богатство зависит от их богатства и от их процветания. Чем больше они будут производить, тем больше будут потреблять. Чем больше выгоды мы им принесем, тем больше выгоды от них получим. Пусть они широко пользуются плодами наших трудов, а мы станем широко пользоваться плодами их трудов.
Наблюдая за силами, которые приводят в движение общество, быть может, удастся обнаружить признаки того, что эра насилий заканчивается. Войны, некогда бывшие неизменным состоянием народов, ныне происходят лишь время от времени, и периоды мира сделались куда более продолжительными, нежели периоды войны. Наша страна дает пищу для любопытных размышлений. Французы занимают в военной истории народов особое место. Если все остальные народы вели войны исключительно из корыстных интересов или по необходимости, то французы способны были сражаться из чистого удовольствия. И вот знаменательно, что вкусы наших соотечественников переменились. Лет тридцать назад Ренан писал: «Всякий, кто знает Францию, кто наблюдал жизнь в ее больших городах и в провинциальной глуши, не колеблясь, признает, что уже полвека эта страна настроена в высшей степени миролюбиво». Многие наблюдатели отмечали, что французы в тысяча восемьсот семидесятом году не имели ни малейшего желания браться за оружие, и объявление войны было ими встречено с горестным изумлением. И несомненно сегодня мало кто из французов помышляет о новой военной кампании, все охотно приемлют мысль, что армия нужна лишь для того, чтобы избежать войны. Приведу лишь один из множества примеров, характеризующих состояние умов. Господина Рибо[317], депутата, бывшего министра, пригласили на какой-то патриотический праздник; в ответ он прислал извинительное письмо, содержание которого весьма знаменательно. Господин Рибо при одном слове «разоружение» морщит надменное чело. Он испытывает к пушкам и знаменам пристрастие, подобающее бывшему министру иностранных дел. В своем письме он объявляет национальной опасностью идеи о мире между народами, распространяемые социалистами. Он видит здесь отступничество, с которым не может примириться. Но это вовсе не означает, что он воинственен. Он также желает мира, но мира помпезного, великолепного, блистательного и славного, как война. Между господином Рибо и Жоресом спор идет лишь о путях к сохранению мира. Оба они миролюбивы. Но Жорес — просто миролюбив, а господин Рибо — миролюбив высокомерно. Вот и все. Еще ярче и убедительнее, чем настроения социал-демократов, довольствующихся миром, так сказать, в блузе и пальто, о бесповоротном закате идей реванша и завоеваний свидетельствуют настроения буржуа, которые требуют мира, украшенного военными регалиями и окруженного видимостью славы, ибо здесь налицо тот переломный момент, когда воинственный инстинкт перерождается в стремление к миру.
Франция постепенно приходит к осознанию своей подлинной силы — силы духовной; она начинает постигать свою миссию, которая состоит в том, чтобы сеять идеи, властвовать в области мысли. Недалек день, когда Франции станет ясно, что единственно прочной и надежной ее силой были ораторы, философы, писатели и ученые. Да, когда-нибудь французы будут вынуждены признать, что им не следует полагаться на свое численное превосходство, которое столько раз обманывало их надежды, а теперь бесповоротно ускользает от них, и пора уже удовольствоваться славой, которую им гарантируют завоевания ума и достижения научной мысли.
