Том 5. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне - [153]

Сказав это, он простился с друзьями и уселся в носилки, которые уже несколько минут ожидали его возле миртовой рощи, чтобы доставить в судилище.

Все поднялись и, покинув вслед за Галлионом сады, двинулись медленным шагом вдоль двойного портика, который был устроен таким образом, что в любое время дня там царила тень, и тянулся от стен виллы вплоть до самой базилики, где проконсул вершил правосудие.

По дороге Луций Кассий жаловался Меле на забвение, в котором пребывают заветы древних.

Положив руку на плечо Аполлодору, Марк Лоллий обратился к философу:

— Мне сдается, что ни кроткий Галлион, ни Мела, ни даже Кассий не признались, почему они так сильно ненавидят иудеев. Я думаю, что знаю причину этого, и хочу поведать тебе о ней, дорогой Аполлодор. Римляне, приносящие в дар богам белую свинью, украшенную лентами, ненавидят иудеев, потому что те отказываются есть свинину. Не зря судьба ниспослала благочестивому Энею белоснежную самку вепря в виде знамения. Если бы боги не засадили дубами пустынные царства Эвандра и Турна, Рим не был бы ныне властелином мира. Желудями Лациума откармливались свиньи, которые одни только и способны были утолить своим мясом ненасытный голод благородных потомков Рема. Наши италийцы, чьи тела напитаны плотью диких и домашних свиней, почитают себя оскорбленными горделивым воздержанием иудеев, которые упорно отказываются от свинины, как от нечистой пищи, и унижают тем самым столь дорогие сердцу старого Катона жирные стада, кормящие владык вселенной.

Так, предаваясь легкой беседе и наслаждаясь прохладной тенью, все четверо достигли конца портика, и перед ними внезапно открылся Форум, залитый солнечным светом.

В тот утренний час Форум оживляло шумное движение толпы. Посреди площади возвышалась медная статуя Минервы на пьедестале, украшенном изваяниями муз, а справа и слева виднелись бронзовые фигуры Меркурия и Аполлона — творения Гермогена из Киферы. Нептун с зеленой бородой стоял в большой раковине. У ног бога дельфин извергал струи воды.

Форум был со всех сторон окружен величественными зданиями, их высокие колонны и своды выдавали римскую архитектуру. Напротив портика, откуда вышли Мела и его друзья, пропилеи, увенчанные двумя золочеными колесницами, служили границей площади, а мраморная лестница вела отсюда на широкую и прямую Лекейскую дорогу. По обе стороны этих величавых ворот вздымались расписные фронтоны святилищ — Пантеона и храма Дианы Эфесской. Храм Октавии, сестры Августа, господствовал над Форумом и гляделся в море.

Базилика лишь темной улочкой была отделена от храма, она возносилась на двухъярусных аркадах, опиравшихся на столбы, к которым примыкали дорические полуколонны на квадратном основании. В этом проявлялся римский стиль, наложивший свой отпечаток и на все остальные сооружения в городе. Лишь обугленные развалины древнего храма сохранились от прежнего Коринфа.

Нижние аркады базилики не имели дверей и служили лавками торговцам плодами, овощами, оливковым маслом, вином, жареным мясом, а также птицеловам, золотых дел мастерам, переписчикам и цирюльникам. Здесь же обосновались и менялы, сидевшие за маленькими столиками, заваленными золотыми и серебряными монетами. Из-под темных сводов этих лавчонок доносились крики, смех, возгласы, шум перебранок и острые запахи. На мраморных ступенях, всюду, где голубоватая тень ложилась на плиты, праздные люди играли в кости или в бабки, тяжущиеся прогуливались взад и вперед с тревожным видом, моряки деловито решали, на какие удовольствия истратить свои деньги, а любопытные читали новости из Рима, изложенные суетными греками. В этой толпе коринфян и чужеземцев сновали нищие-слепцы, нарумяненные молодые люди с выщипанными бородами, торговцы кресалами, калеки-моряки, на шее у которых висели дощечки, где изображено было кораблекрушение. С кровли базилики голуби стаями опускались на освещенную солнцем мостовую и выискивали зерна в трещинах нагретых плит.

Девочка лет двенадцати, смуглой и бархатистой кожей напоминавшая фиалку с Закинфа, опустила на землю своего братишку, еще не умевшего ходить, поставила рядом с ним выщербленную миску, полную какого-то месива, с торчавшей в ней деревянной ложкой, и сказала:

— Ешь, Коматас, ешь и сиди тихо, а то тебя красная лошадь заберет.

Затем, с оболом в руке, она побежала к торговцу рыбой, чье морщинистое лицо и обнаженная грудь цвета шафрана виднелись из-за корзин, выложенных морской травою.

Тем временем голубка, пролетавшая над крошкой Коматасом, запуталась лапками в волосах малыша. Он захныкал, а потом, призывая на помощь сестру, завопил прерывающимся от рыданий голосом:

— Иоэсса! Иоэсса!

Но сестра не слышала его. Она рылась в корзинах старика, среди рыб и ракушек, ища, чем бы украсить свой завтрак, состоявший из одного лишь сухого хлеба. Она не купила ни морского дрозда, ни смариды, которые так нежны на вкус, но очень дороги. В своем подоле она унесла три пригоршни морских ежей и морских игл.

А малютка Коматас, широко разинув рот и глотая слезы, продолжал кричать:

— Иоэсса! Иоэсса!

Птица Венеры не унесла Коматаса в сияющие небеса по примеру орла Юпитера