Том 5. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне - [119]

Подорожник. Не подходите к краю. Камыши очень ненадежные. Долго ли до беды? Вот на днях я срезал тростинку для дудки и чуть не утоп.

Бержере. А вы любите жизнь?

Подорожник. А как же… живешь-то ведь один раз!

Бержере. Может быть, и я люблю жизнь. Мне так мало нужно для счастья! Ничего не осталось! Нет больше дома! Девочки мои! Полина… Полина… Бедный твой папа… Подорожник, у вас никогда не было жены и детей?

Подорожник. Нет… а мне бы хотелось. Да только не вышло. Уже с самого начала не вышло.

Бержере. А у меня остались две девочки, две большие девочки.

Подорожник. Вам, видно, нехорошо.

Бержере. Нет! Нет! Еще недавно мне было нехорошо, но теперь, когда я вас встретил, лучше. Пока я беседовал с вами, мне полегчало. Люди, с которыми я знаком, стали для меня невыносимы, и мне нужно было побеседовать с существом беспредельно простым, с человеком или с собакой. Я нашел вас, вы помогли мне.

Молчание. Он встает.

Да, голубчик, ты утешил меня и дал мне хороший совет. Я не знал, как дальше жить и что делать. Ты научил меня, ты — человек простой и недалекий, мало чем отличающийся от окружающей природы. Простота твоя поучительна. Вот что я должен делать: не считаться с дурацким лицемерием света, не подчиняться тем или другим нелепым правилам поведения. Нет! Я должен укрыться, уйти в себя и держаться крепко, спокойно, непреклонно, чуждый гнева, равно как и прощения. Я должен уберечь своим молчанием двух моих дорогих ни в чем не повинных девочек. Я должен спокойно взяться за работу.

Подорожник. Вот уже капает. Пойти укрыться от дождя в хижину. Я, если намокну, долго не высохну. Не так, как те, что в постелях спят.

Бержере. Да, да, прошлая моя жизнь разрушена… Так ли уж это печально? Разве у меня ничего не осталось? Осталась работа, а в ней — вся моя радость.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Булочник, Бержере.

Булочник(выходит справа из глубины сцены, мимоходом). Что вы тут делаете, господин Бержере? Сейчас хлынет как из ведра. Не пешком же вам домой идти! Хотите, подвезу? Я оставил тележку там, на берегу, а сам поднялся сюда, чтобы отнести…

Бержере. Охотно. Но скажите, пожалуйста, который час? (Смотрит на свои часы.) Двадцать минут пятого! (Подносит часы к уху. Они стоят.)

Булочник. Сейчас скажу. На соборных часах шесть. (Бержере кладет свои часы обратно в карман.) Шесть часов без нескольких минут.

Бержере. Простите, пожалуйста. Скажите мне, который час, точно. Мне нужно знать. Это для психологического опыта.

Булочник(вытаскивая часы). Шесть часов без трех минут, точно…

Бержере. На соборных часах пробило пять, когда я еще был в гостиной. (Булочнику.) Благодарю вас. Это очень важное наблюдение. Мне хотелось знать, сколько времени требуется разумному человеку в одном определенном случае, чтобы перейти от безумия к мудрости.

Булочник. И вечно-то вы заняты наукой… Кончили?

Бержере. Да.

Булочник. Хорошо. Тогда идемте!

Бержере. Переход занял пятьдесят семь минут. Это хорошо.

Занавес

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

КАБИНЕТ Г-НА БЕРЖЕРЕ, ПРЕЖДЕ СЛУЖИВШИЙ СТОЛОВОЙ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Бержере, Леду, затем Евфимия.

Бержере. «…Чего же удивляться, что Сулла, который управлял республикой, распоряжался судьбами вселенной и укреплял своими законами…» (К Леду.) Леду, голубчик, если вы все так же упорно будете ставить самые большие книги в неустойчивом равновесии на самые высокие полки, то подвергнете меня опасности в один прекрасный день погибнуть под томами внушительного веса. (Пишет.) «…мощь государства, восстановленную силою его оружия, мог не заметить кое-каких скрытых несправедливостей и тайных происков». Так говорил оратор, а потом, обращаясь к судьям, сказал…

Обвал книг.

Леду, голубчик, видите, я был прав, вы навлекли на себя беду, которую готовили мне.

Леду. Не бойтесь, все поставлю на место.

Бержере (пишет). «…Секстию, равно как и республике, не остается другого прибежища, не остается других надежд, как только ваша доброта и… милосердие».

Новый обвал.

Леду. Уж и валятся же эти самые, как их там…

Бержере. Леду, голубчик, хватит — можете идти. (Пишет.) «…всем хорошо известные». (Затем произносит, прежде чем написать.) «Ежели вы не отреклись от этих добродетелей, то мы еще можем быть спасены, но ежели, да не пошлют этого боги, жестокость, которая за последнее время так опустошила Рим…»

Леду. Господин Бержере!

Бержере. Что, голубчик?

Леду. Вы заняты, прошу прощения.

Бержере. Ничего, говорите.

Леду. Нет. Вы заняты. Я подожду, когда вы кончите.

Бержере. Мне работы еще на пятьдесят лет хватит, голубчик!

Леду. Господин Бержере, дайте мне работу, я без дела. Урожай собран. Я не могу найти работы. А нельзя сказать, чтобы у меня не было желания. Я за все берусь. Могу разливать вино по бутылкам, чистить дорожки, выполнять поручения, могу быть садовником.

Бержере. Или библиотекарем!

Звонок.

Я не могу дать вам еще работы: я не могу оплатить ее. Я не богат, совсем не богат.

Звонок.

Леду. Нет, вы не из бедных. А потом не всегда бедным помогают богатые.

Снова звонок.

Бержере. Ну и упорный же звонок! Евфимия! Евфимия! Конечно, опять ее нет.

Евфимия (входит, повязывая передник). Нет, барин, я тут. Я только что вернулась. И опять надо бежать… Просто не понимаю, как я живу, честное слово!