Том 4. Стихотворения - [20]

Как дротик – стебель. В чаше – свежесть снега.

Отрава – в корне. Но волшебна нега,

С чьей лаской обручиться мне дано.

2

Что ворожит твое веретено,

О, Златокруг, столетьями воспетый?

Ты, Солнце, мечешь гроздьями планеты,

Чрез бездну бездн к звену стремишь звено.

Из тьмы тобою в мир изведено

Такое огнердение, вне сметы,

Что все цветы в цвета тобой одеты,

И золотое в каждом миге дно.

Но что на всем твоя мне позолота?

Дана. Взята. Так значит, не дана.

На что обрывки мне с веретена?

Мой мед – лишь мой – хоть солнечнаго сота.

Я – Человек. Не кто-то. И не что-то.

Я смерть кляну, хоть смерть мне не страшна.

3

Зачем опять разбита тишина,

И с тем боренье, что непобедимо?

Все – водопад. Со звоном мчится мимо.

Но что мне все? Есть сила, что верна.

Люблю. Любовь была мне зажжена.

И вдруг ушла. Куда, – неисследимо.

Но шепчет вздох мне ладаннаго дыма,

Что в Вечном будет вечно мне верна.

Я слышал звук единственнаго слова,

Что к сердцу вдруг от сердца строит путь.

Но, в Юность глянув, Смерть сожгла сурово

Лобзанием нетронутую грудь.

Ты мной жила в последний миг земного, –

Приду к тебе, прошедши водокруть.

Истаивание

Имени Тани Осиповой

Забросать тебя вишеньем,

Цветом розовой яблони,

Сладко-душистой черемухой

Покадить с вышины.

А потом, в твоей горнице,

Как в постели раскинешься,

Самым вкрадчивым призраком:

Проскользнуть к тебе в сны.

В них проносятся ласточки,

Махаоны, крушинницы,

Над березовым кружевом

Гуды майских жуков.

Ты горишь, белогрудая,

Как светляк разгоревшийся,

Как морское свечение

Близь крутых берегов.

Я ночными фиалками

Расцветил твою горницу,

Я смотрю, как ресницами

Призакрыты зрачки.

И вдвоем, озареньями,

Упоившись растеньями,

Мы плывем привиденьями

До Небесной Реки.

Сон

Я спал. Я крепко спал. И сном непробудимым.

Свинцовый замкнут гроб. На палубе. В ночи.

По Морю плыл туман белесоватым дымом.

Со мной был длинный меч, лампада и ключи.

Все было сложено в приют неповторимый,

Пред тем как опустить меня на дно морей.

Я бился тем мечом, радея о родимой,

Дабы в густую ночь заря пришла скорей.

Для труднаго пути должна служить лампада,

Чтоб то, чего добыть я не сумел мечом,

Я выпустил из бездн окованнаго ада,

Все двери отомкнув моим тройным ключом.

Когда свинцовый гроб достиг до дна морского,

Умерший выпустил на волю всех живых.

И я – но я другой – средь блеска золотого –

Летел превыше всех зарниц сторожевых.

Летучий дождь

Летучий дождь, раздробными струями,

Ударил вкось, по крыше и стенам,

– Довольна ли ты прошлыми годами.

И что ты видишь сердцем – в синем Там? –

Горит свеча. Пустынный дом, тоскуя,

Весь замкнут в лике – Больше Никогда.

– Ах, в полночь об одном лишь вспомяну я,

Что мало целовал тебя тогда!

Белый луч

Сквозь зелень сосен на красной крыше

Желтеет нежно закатный свет.

И глухо-глуше – и тихо-тише,

Доходит шепот минувших лет.

Все тише, тише, и все яснее.

Я слышу вздохи родных теней.

За синим морем цветет лилея,

За дальной далью я буду с ней.

Совсем погаснуть, чтоб нам быть вместе,

Совсем увянуть, как свет зари.

Хочу я к Белой моей Невесте,

Мой час закатный, скорей сгори.

И вот восходит Звезда Морская,

Маяк вечерних, маяк ночных.

Я сплю. Как чутко. И ты живая.

И я, весь белый, с тобою тих.

Море

Из рыбьего блеска, из рыбьих чешуек, незримой иглою их сшив,

Раскинуло Море морскую поверхность, а в берег бросает прилив,

Серебряный пух здесь, а дальше, повсюду, в горячем играньи луча,

Отдав свою дань бирюзе, изумруду, морская горит епанча.

Все складки блестящи, одежда волшебна, готовил ее чародей,

Пожалуй, что здесь проплывали сегодня кишащие версты сельдей.

И блеск серебристый чешуй переливных остался в лазурной воде,

Чтоб тут в обрамленьи, и там в углубленьи, дрожать в световой череде.

Когда же багряное Солнце на грани – округлая в алом мечеть,

Поверхность морская – цветисто живая, густая каленая медь.

А после созвездья потянут в дорогу, идет с серебром караван,

И Море – всезвучный, с душой неразлучный, гремящий литаврами стан.

Час убыли

Сгустилась дымка синяя. Там, дальше лиловатая.

Агатовыя прорези. Открытый Морем ил.

Побуду в безглаголии. Помедлю до заката я.

Дождусь возженья вышняго тысячезвездных сил.

Как грустно время убыли. Владеет океанами.

Она владеет душами. Она владеет всем.

Дохнет в умы безумием. Когтит. Играет странами.

Как тигр живым-повергнутым, что вот уж мертв и нем.

Пылает Солнце рдяное, но где-то там за тучами.

Скрепилась дымка сизая. Слепая муть и синь.

И ходят караванами и пенятся гремучими

Вскипанья океанские – среди своих пустынь.

Плывут ладьи крылатыя. Но их в их мгле заметишь ли?

На осыпи, на оползне безжизненных песков?

Когда придет желанное? Узнаешь ли? Ответишь ли?

Я тень. Я мрак неведенья. Средь чуждых берегов.

Подкошенный, заброшенный, во мгле с неумолимыми.

Я с жалящими мыслями ломаю кисти рук.

Окуталась Вселенная пожарами и дымами.

Но чу, один, единственный, предтеча, верный звук.

Дохнул на версты шорохом, не праздными посулами,

Прилив, так долго медливший. Мне будет праздник дан.

Идет, гоним и гонится, весь облеченный гулами,

Он жив под звездным воинством, гремучий Океан.

Безлунныя ночи

Безлунныя ночи и грустны и немы.

Как будто бы тише и сам Океан.

Лишь в небе – созвездья, лишь в дальнем – поэмы,

Невнятные знаки неведомых стран.