Том 4. Стихотворения - [13]

Гудят колокола, поет всезвучность,

Крылатый рой, созвенья, гроздья мысли,

Воистину взрастает жизнь из смерти,

Шумят леса дремучей черной ночи.

Из древней ночи новью плещет бездна,

Завеса смерти взвихрена любовью,

В упорной мысли – верная всезвучность.

Юность

Какая опрометчивая юность,

В ней все – мечта, загадка и зеркальность,

Ей любо отразить в себе все небо,

Она в дремучий лес вступает с песней.

Не чувствует, о чем шумят вершины,

И тонет в неожиданной печали.

На рубеже таинственной печали,

В ненасытимой жажде грусти юность,

Ей говорят древесныя вершины,

Что в мире опрокинута зеркальность,

Немая синь не отвечает песней,

Лишь говорит огнем и громом небо.

Не высота, а глубь и бездна – небо,

В нем свиток неисчисленной печали,

И страстью, сказкой, жаждой, мыслью, песней,

Всем тем, что манит и волнует юность.

В бездонную откинувшись зеркальность,

До острой мы касаемся вершины.

Как шелестят, поют, шумят вершины

О том, что от земли отдельно небо,

Что, глянув ниц в затонную зеркальность,

Звезда всегда исполнена печали,

И что всегда, идя, проходит юность,

И где она, – за лесом скрылась с песней.

Старинной многоопытною песней,

Вещают многолиственно вершины,

Что где-то там за лесом тонет юность,

Лишь зачерпнув чуть-чуть немое небо,

И все же столько взяв в себя печали,

Что ею вся полна ея зеркальность.

Лесное эхо, призрак, зов, зеркальность,

Невнятный сказ, пропетый дальней песней.

Блестящий луч, упавший в грань печали,

Шумящия древесные вершины,

Что зыбью всходят, а не входят в небо,

Такая ты, всегда такая юность.

О, юность, ты алмазная зеркальность,

Ты чуешь небо, меришь землю песней,

Дойдя вершины, не уйдешь печали.

Капля

Я чую жизнь – как золотую россыпь,

И осыпь самоцветов мне – мгновенья,

Я тихо услаждаюсь тайным звоном,

Живу, грущу, люблю и помню Вечность,

О целом Солнце говорит мне капля,

В ней радуга и синее в ней Море.

Всегда гудит и с плеском стонет Море,

Поверх валов белеет влаги россыпь,

Живет и светит каждая в нем капля,

Бежит вкруг всей Земли тропой мгновенья,

В нем утром – час мой, темной ночью – Вечность,

И обо всем поет разгудным звоном.

И свадебным, и похоронным звоном

Вхожу в неисчерпаемое Море,

Вокруг меня – лазурной рамой – Вечность,

В коей судьбе – камней редчайших россыпь,

Живя, живу, и музыкой мгновенья

В моей крови любая плещет капля.

Я помню, как упала с неба капля,

Ударясь в крышу дома с легким звоном,

Я был дитя, но, власть поняв мгновенья,

Постиг, что в Небе мощное есть Море,

Что дождь, и гром, и молния есть россыпь,

Но в россыпях не истощится Вечность.

С тех пор меня не покидает Вечность,

За каплей крови в стих нисходит капля,

Всех красок мира знал я в мире россыпь,

На всех морях мечту баюкал звоном,

И никогда мне не изменит Море,

Ведя меня в мирах стезей мгновенья.

Вы, крылья райской птицы, вы, мгновенья,

До смерти пойте мне, как дышет Вечность,

Приливом и отливом живо Море,

Я капля в нем, но как богата капля,

За молнией я падаю со звоном,

И вкруг меня цветов несчетна россыпь.

Живая россыпь краткаго мгновенья,

Певучим звоном нам вещает Вечность,

И капля я, но путь всех капель – в Море.

Виолончель и скрипка

Яну Кроллю

Лесная

Медовый цвет. Осенняя дубрава.

В последний раз жива собой заря

Листвы, в чьем взблеске царственная слава,

Багряно-желтый праздник сентября.

Медвяный хмель и грусть в медовом хмеле,

Воспоминанья – к нити златонить,

Тягучий гул и гуд виолончели

Не хочет-хочет лето схоронить.

И, прежде чем, хрустя, придут морозы,

Преображая даль пути в сугроб,

Листва – нарциссы желтые и розы,

Из золота изваян мигом гроб.

Верхом, вдвоем, на двух конях буланых,

Мы проезжали пустошью лесной,

И сердце было все в расцветах рдяных,

Но молча дух мой пел, что ты со мной.

В лазури журавли тянулись клином,

Безбрежный блеск – в себе был смысл и цель,

И с медленностью, свойственной былинам,

Лесная пела нам виолончель.

Виолончель и скрипка

Виолончель – влюбленная Славянка,

В ней медленно развитие страстей,

Она не поцелует спозаранка,

Неспешен ход ея к черте огней.

  А скрипка – юная Испанка,

  А скрипка – молния и пьянка,

  И каждый миг – зарница в ней.

Виолончель – глубокий путь потока,

Пробившаго дремавшую скалу,

Вершинный говор-гул ствола к стволу.

  А скрипка – птица, одиноко

Поющая сквозь месячную мглу,

И скрипка ластится, как светы к водоему,

Стрелой тончайшею свою пронзает цель.

  Но полнопевную истому

  Мне только даст виолончель.

Скрипка

Скрипка – всклики, всплески, пламя,

Горло птицы, гуд жука,

В чаще леса: ночью, в яме,

Пересветы светляка.

  В мшистой ямине, в ложбине,

  Ключ, разбрызгавший свой ток,

  С сердцевиной златосиней,

  Сказкой дышащий цветок.

Полным ходом пляшет танец,

Поцелуй к струне в смычке,

Сразу вспыхнувший румянец

На застенчивой щеке.

  Кто-то вспомнил что-то где-то,

  Самого себя ища,

  В ярком выступе просвета

  Бьется лист о лист плюща.

Камня луннаго окраска –

В глубь себя вошедших – слов,

Паутинная завязка

Неразвязанных узлов.

Смычок над струной

Казался мне странным смычок над струной,

Как будто бы кто-то, склонясь надо мной,

Ласкал меня нежно, но лаской бия,

Чтоб в страсти душа обнажилась моя,

И вскриком душа, не стыдясь, возвещала: –

«Люби меня! Мучь меня! Мало мне! Мало!»

Казалась мне странной струна под смычком,

Себя узнавал в захмелевшем другом,