Том 4 - [46]

Так в продолжение 20 дней армия в своем беспорядочном отступлении проделала более 300 верст от Верхотурья до Перми, потеряв за эти дни 18 тысяч бойцов, десятки орудий, сотни пулеметов. (После падения Перми третья армия состояла уже из двух дивизий с 17 тысячами штыков и сабель — вместо 35 тысяч, при 323 пулеметах — вместо 571 и 78 орудиях — вместо 115. См. “Боевое и квартирное расписание”.)

Это не было, строго говоря, отходом, тем более это нельзя назвать организованным отводом частей на позиции, — это было форменное беспорядочное бегство наголову разбитой и совершенно деморализованной армии со штабом, неспособным осознать происходящее и сколько-нибудь учесть заранее неизбежную катастрофу, неспособным своевременно принять меры для сохранения армии путем ее отвода на заранее подготовленные позиции, хотя бы ценой потери территории. Вопли Реввоенсовета и штаба третьей армии о “неожиданности” катастрофы лишь демонстрируют оторванность этих учреждений от армии, непонимание роковых событий под Кушвой и Лысьвой, их неумение руководить действиями армии.

Все эти обстоятельства послужили основой той беспримерной растерянности и бесхозяйственности, которые характеризуют совершенно беспорядочную эвакуацию ряда городов и пунктов в районе третьей армии, позорное дело о взрыве моста и уничтожении оставленного имущества, наконец, дело охраны города и так называемой артиллерийской обороны последнего.

Несмотря на разговоры об эвакуации, начавшиеся еще в августе месяце, для практической организации самой эвакуации ничего или почти ничего не было сделано. Никто, ни одна организация не попыталась призвать к порядку Центроколлегию, которая путалась в ногах у учреждений, вела бесконечные прения о плане эвакуации, но ничего, ровно ничего, не сделала для дела эвакуации (не приготовила даже описи “своих собственных грузов”).

Никто, ни одно учреждение не пыталось организовать действительный контроль над Уральским округом путей сообщения, оказавшимся подозрительно беспомощным в борьбе с искусно организованным саботажем железнодорожных служащих.

Назначение начальника военных сообщений Стогова начальником эвакуации, состоявшееся 12 декабря, не подвинуло дело эвакуации ни на шаг, ибо, несмотря на торжественное ручательство Стогова срочно эвакуировать Пермь (“ручаюсь головой — эвакуирую все”), у него не оказалось ни плана эвакуации, ни аппарата эвакуации, ни воинской силы для того, чтобы обуздать попытки отдельных учреждений и дезорганизованных воинских частей к беспорядочной, самочинной “эвакуации” (захват паровозов, вагонов и проч.). Результаты: эвакуировалась всякая мелочь, ломаные стулья и прочая рухлядь, в то время как готовые составы с механизмами и частями Мотовилихинского завода и Камской флотилии, составы с ранеными воинами и запасы редких американских осей, сотни здоровых паровозов и прочее богатство остались не эвакуированными.

Облком и Облсовет, Реввоенсовет и штаб армии не могли не знать всего этого, но они, видимо, “не вмешивались” в это дело, ибо расследование показывает, что эти учреждения не занимались систематической проверкой деятельности органов эвакуации.

Разговоры штаба армии об артиллерийской обороне Перми, начатые еще в октябре месяце, так и остались разговорами, ибо 26 орудий (плюс три не вполне пригодные) с полной упряжью были оставлены противнику без единого выстрела. Расследование показывает, что если бы штаб удосужился проверить деятельность начбрига по установке орудий, он увидел бы, что в обстановке беспорядочного отхода воинских частей и общей дезорганизованности накануне падения Перми (23 декабря), когда начбриг, не исполнив приказа, отложил установку орудий на 24 декабря (этот начбриг перебежал к противнику 24 декабря), речь могла идти лишь о спасении самих орудий путем их вывоза или по крайней мере путем их порчи, но никак не об артиллерийской обороне. Только беспечностью и бесхозяйственностью штаба можно объяснить, что не было сделано ни то, ни другое.

Та же бесхозяйственность и нераспорядительность сказывается в вопросе о взрыве Камского моста и уничтожении оставленного в Перми имущества. Мост был минирован за несколько месяцев до падения Перми, но минировка не проверялась никем (никто не берется утверждать, что минировка была в полной исправности накануне предполагавшегося взрыва). Самый взрыв был поручен “вполне надежному” товарищу (Медведеву), но никто не берется утверждать, что охрана моста была вполне надежна, что она (охрана) не покидала Медведева до последней минуты перед предполагавшимся взрывом, что целость Медведева была вполне обеспечена охраной от покушения со стороны белогвардейских агентов. Поэтому невозможно установить:

1) действительно ли Медведев был убит перед самым взрывом белогвардейскими агентами, когда охрана моста разбежалась “неизвестно куда” (так предполагают некоторые),

2) сбежал ли сам Медведев, не захотев взорвать мост, или,

3) может быть, Медведев сделал все от него зависящее для взрыва моста, но мост не взорвался по неисправности проводов и порче минировки, может быть, от артиллерийского огня противника, обстреливавшего мост, а может быть, и до огня, причем Медведев, быть может, был убит подоспевшим потом неприятелем. Далее, Реввоенсовет и штаб армии не постарались точно и определенно возложить ответственность за порчу неэвакуированного имущества на какой-либо орган или определенное лицо. Более того, у названных учреждений не оказалось формального (письменного) приказания об обязательности взрыва или порчи оставленных сооружений и имущества. Этим и объясняется порча (сжигание) большей частью малоценного имущества в порядке частной инициативы (например, вагонов), при оставлении нетронутым весьма важного имущества (мануфактуры, обмундирования и прочего), причем некоторые должностные лица в интересах “предотвращения паники” не позволяли сжигать и взрывать неэвакуированное (эти лица не разысканы).