Том 4. Сорные травы - [15]
— Не можете ли вы, Фома, достать что либо новое об Антоне Павловиче Чехове?.. Пусть это будет вещь не юмористическая — все равно. Незабвенный писатель так дорог нам всем, что даже случайные воспоминания о нем, обрывки воспоминаний — будут бесконечно близки нашему сердцу. Я, прослезившись, отвечал:
— Хорошо. Надеюсь, что за места, которые будут бесконечно близки вашему сердцу вы заплатите гонорар соответствующий… До свиданья. Еду.
Первый встреченный мною человек, который мог, по его словам, рассказать мне о Чехове — был очень словоохотлив и сейчас же начал свои воспоминания.
— Как же, помню, помню!.. Теперь покойничку было бы уже 60 лет, царство ему небесное…
— Что вы! На днях ему только 50 исполнилось… Об этом я сам читал.
Мой собеседник засмеялся.
— Узнаю покойника… Всегда любил десяточек лет сбросить… Он даже собственным детям не открывал своих лет.
— Детям? Разве у него были дети?!
— Семеро было. Неужели, вы не знали?
— Я не верю своим ушам! Насколько я знаю…
Но тут я скромно замолчал. Это была интимная жизнь незабвенного писателя и касаться её мне казалось неделикатным. Я перевел разговор:
— Вы помните какие нибудь любопытные случаи из жизни покойника?
— Сколько угодно! Однажды мы с ним пили в железнодорожном буфете водку. «Хочешь», говорит, «я аршин водки выпью? Ставь рюмки в ряд, отмеривай аршином, и я пить буду»! Что хохоту было тогда… Умора!
— Гм… А еще вы ничего не помните из его личной жизни?
— Как же! Однажды получил он из имения деньги… Что-то тысяч десять… Я изумился.
— Неужели, у него было имение?
— Сколько угодно! Три имения было. Два самарских одно подмосковное…
Получил он деньги, я ему и говорю: «Чем эти деньги на цыганок бросать, ты бы, Вася»…
— Антоша, — подсказал я.
— Вася! Какой там Антоша? Я вспылил:
— Да ведь вы мне об Антоне Павловиче Чехове рассказываете? О писателе?
Он с дурацким удивлением взглянул на меня.
— О каком Антоне Палыче, государь мой? Я рассказываю о гусарского полка штабс-ротмистре Василии Дорофеиче Чехове — Чеховиче! Рубаха парень был!..
— Тьфу!!
— Вы не плюйтесь… За это ответите.
Я встретился с другим господином и завел с ним разговор о Чехове.
— Вы знаете что нибудь о Чехове? Именно об Антоне Павловиче Чехове, а не о ком другом.
— Я? О Чехове? Сколько угодно. Мы ведь с ним вместе писали в «Стрекозе». Его, надо признаться, терпели там, как неизбежное зло, а меня редактор очень любил. Однажды я прихожу к редактору, а он мне и говорит: прекрасный рассказ вы дали нам, дорогой Петр Иваныч…
— А Чехов?
— Что Чехов?
— Был при этом?
— Да зачем же ему обязательно быть при этом?
— Вы мне лучше что нибудь о Чехове расскажите. Как он, вообще, работал?
— Кто, Чехов? Так, знаете, писал разные рассказы… А я в то время уже драму написал. Прекрасная драма. Снес к Суворину, а он и говорит мне: «Талантище у тебя, Петя!»
— Послушайте! Я вас о Чехове прошу рассказать, а вы о себе рассказываете… О вас мы еще поговорим… даю вам честное слово! Вот будет ваш юбилей — тогда и поговорим… А вы мне сейчас о Чехове что нибудь…
— Да что ж о Чехове… Можно и о Чехове. Встречаю я его как то на улице. Спрашивает: «куда идешь?» В «Ниву»! Прихожу я в «Ниву», секретарь встречает меня восторженно: «ну, знаете, батенька, ваша повестушка»…
Я злобно посмотрел на собеседника и прошипел:
— Идиот.
Он пожал плечами:
— Не скажите!
Наконец, я нашел настоящего человека, с которым мог поговорить о Чехове: с первых слов я заметил, что он о себе скромно умалчивает, не путает Чехова с кем нибудь другим, и о дорогом покойнике говорит с вполне понятным благоговением:
— Чехова? Антон Палыча? Как же не знать… Очень даже хорошо.
— Интересные случаи какие нибудь из его жизни помните?
— Есть. Как то прихожу я к нему, а он выходит, хромает… Что такое? «Да, сапог», говорит, «что то жмет». «Э», говорю, «пустяки! На колодки их натянуть, да разбить»…
— Ну?
— Ну, и, действительно, после колодок сапоги не жали.
— Это мелкий факт. Других нет ли?
— Есть и другие. Приезжает как-то он ко мне, говорит: «нынче, говорит, пошла мода на ботинки с широкими носками… Как ты посоветуешь»? Усмехнулся я. «Выдумывают все»!
— Ну?
— Ну, все таки, заказал покойник. Любил хорошую обувь. В последнее то время он больше в мягких туфлях ходил. Ковровые такие…
— Да нет, вы мне разскажите, как он писал?!
— Да, так, и писал. «Ежели», говорит, «Панфилыч, сапог у меня узкий, так я, говорит, и писать не могу, как следует. Беспокойно, значит». Терпение мое лопнуло.
— Господи! Что вы мне сапог, да сапог, туфли, да туфли… Будто вы сапожник какой.
— Это точно. Сапожник и есть. Покойник пятнадцать лет сапоги у меня шил… Когда я принес редактору выше приведенное «Новое о Чехове», он прочел рукопись и благосклонно сказал:
— Страшный вздор! Причем здесь в серьезной статье какой-то сапожник, Чехов-Чеховский, какой то Петя!..
Я всплеснул руками.
— Боже ты мой! Да здесь же, в этой одной статье три статьи:
1) «Антон Чехов и его читатель».
2) «Антон Чехов в воспоминаниях и характеристиках современников».
3) «Антон Чехов и критика о нем».
И я, подбоченившись, потребовал себе тройной гонорар.
Жвачка
Однажды на обеде в память Чехова несколько критиков говорили речи. Один сказал:
Как отметить новогодние праздники так, чтобы потом весь год вспоминать о них с улыбкой? В этой книге вы точно найдёте пару-тройку превосходных идей! Например, как с помощью бутылки газировки победить в необычном состязании, или как сделать своими руками такой подарок маме, которому ужаснётся обрадуется вся семья, включая кота, или как занять первое место на конкурсе карнавальных костюмов. Эти и другие весёлые новогодние истории рассказали классики и современники — писатели Аркадий Аверченко, Михаил Зощенко, Н.
Аркадий Аверченко – «король смеха», как называли его современники, – обладал удивительной способностью воссоздавать абсурдность жизни российского обывателя, с легкостью изобретая остроумные сюжеты и создавая массу смешных положений, диалогов и импровизаций. Юмор Аверченко способен вызвать улыбку на устах даже самого серьезного читателя.В книгу вошли рассказы, относящиеся к разным периодам творчества писателя, цикл «О маленьких – для больших», повесть «Экспедиция в Западную Европу сатириконцев…», а также его последнее произведение – роман «Шутка мецената».
Жанр святочных рассказов был популярен в разных странах и во все времена. В России, например, даже в советские годы, во время гонений на Церковь, этот жанр продолжал жить. Трансформировавшись в «новогоднюю сказку», перейдя из книги в кино, он сохранял свою притягательность для взрослых и детей. В сборнике вы найдёте самые разные святочные рассказы — старинные и современные, созданные как российскими, так и зарубежными авторами… Но все их объединяет вера в то, что Христос рождающийся приносит в мир Свет, радость, чудо…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.
Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».
В третий том сочинений А. Аверченко вошли сборники «Рассказы для выздоравливающих» (1912), «Чёрным по белому» (1913), «О хороших, в сущности, людях» (1914), а также рассказы из «Дешевой юмористической библиотеки „Сатирикона“» и «Нового Сатирикона» (1910–1914). Значительная часть рассказов, входящих в том, печатается в нашей стране впервые после 1917 года.http://ruslit.traumlibrary.net.
В шестой том сочинений А.Аверченко включены произведения, изданные в 1923–1925 гг. в сборниках: «Смешное в страшном» (1923), «Записки Простодушного. „Я в Европе“» (1923), «Отдых на крапиве» (1924), «Рассказы циника» (1925) и единственный роман писателя «Шутка Мецената», написанный в 1923 г. и опубликованный посмертно в 1925 г.http://ruslit.traumlibrary.net.
Собрание сочинений русского писателя-юмориста Аркадия Тимофеевича Аверченко (1881–1925) открывается томом, в который вошли сборник его произведений «Веселые устрицы» (1910) и две первые книги его трехтомника «Рассказы (юмористические)» (1910–1911).Яркий талант писателя, его литературное мастерство в полной мере воплотилось в остроумных рассказах, вошедших в этот том.http://ruslit.traumlibrary.net.
В пятый том сочинений А. Аверченко включены рассказы из сборников «Караси и щуки» (1917), «Оккультные науки» (1917), «Чудеса в решете» (1918), «Нечистая сила» (1920), «Дети» (1922), «Кипящий котел» (1922). В том также вошла повесть «Подходцев и двое других» (1917) и самая знаменитая книга эмигрантского периода творчества Аверченко «Дюжина ножей в спину революции» (1921).http://ruslit.traumlibrary.net.