Том 4. Поэмы, 1835-1841 - [12]

Всходила женщина… Следы забот,

Следы живых, но тайных угрызений

Виднелись на лице ее. Народ

Рукоплескал… Вот кудри золотые

Посыпались на плечи молодые;

Вот голова, носившая венец,

Склонилася на плаху… О, творец!

Одумайтесь! Еще момент, злодеи!..

И голова оторвана от шеи…

79

И кровь с тех пор рекою потекла,

И загремела жадная секира…

И ты, поэт, высокого чела

Не уберег! Твоя живая лира

Напрасно по вселенной разнесла

Всё, всё, что ты считал своей душою —

Слова, мечты с надеждой и тоскою…

Напрасно!.. Ты прошел кровавый путь,

Не отомстив, и творческую грудь

Ни стих язвительный, ни смех холодный

Не посетил — и ты погиб бесплодно…

80

И Франция упала за тобой

К ногам убийц бездушных и ничтожных.

Никто не смел возвысить голос свой;

Из мрака мыслей гибельных и ложных

Никто не вышел с твердою душой, —

Меж тем как втайне взор Наполеона

Уж зрел ступени будущего трона…

Я в этом тоне мог бы продолжать,

Но истина — не в моде, а писать

О том, что было двести раз в газетах,

Смешно, тем боле об таких предметах.

81

К тому же я совсем не моралист, —

Ни блага в зле, ни зла в добре не вижу,

Я палачу не дам похвальный лист,

Но клеветой героя не унижу, —

Ни плеск восторга, ни насмешки свист

Не созданы для мертвых. Царь иль воин,

Хоть он отличья иногда достоин,

Но верно нам за тяжкий мавзолей

Не благодарен в комнатке своей,

И, длинным одам внемля поневоле,

Зевая вспоминает о престоле.

82

Я прикажу, кончая дни мои,

Отнесть свой труп в пустыню и высокий

Курган над ним насыпать, и — любви

Символ ненарушимый — одинокий

Поставить крест: быть может издали,

Когда туман протянется в долине,

Иль свод небес взбунтуется, к вершине

Гостеприимной нищий пешеход,

Его заметив, медленно придет,

И, отряхнувши посох, безнадежней

Вздохнет о жизни будущей и прежней —

83

И проклянет, склонясь на крест святой,

Людей и небо, время и природу, —

И проклянет грозы бессильный вой

И пылких мыслей тщетную свободу…

Но нет, к чему мне слушать плач людской?

На что мне черный крест, курган, гробница?

Пусть отдадут меня стихиям! Птица

И зверь, огонь и ветер, и земля

Разделят прах мой, и душа моя

С душой вселенной, как эфир с эфиром,

Сольется и развеется над миром!..

84

Пускай от сердца, полного тоской

И желчью тайных тщетных сожалений,

Подобно чаше, ядом налитой,

Следов не остается… Без волнений

Я выпил яд по капле, ни одной

Не уронил; но люди не видали

В лице моем ни страха, ни печали,

И говорили хладно: он привык.

И с той поры я облил свой язык

Тем самым ядом, и по праву мести

Стал унижать толпу под видом лести…

85

Но кончим этот скучный эпизод

И обратимся к нашему герою.

До этих пор он не имел забот

Житейских и невинною душою

Искал страстей, как пищи. Длинный год

Провел он средь тетрадей, книг, историй,

Грамматик, географий и теорий

Всех философий мира. Пять систем

Имел маркиз, а на вопрос: зачем?

Он отвечал вам гордо и свободно:

«Monsieur, c'est mon affaire»[6] — так мне угодно!

86

Но Саша не внимал его словам, —

Рассеянно в тетради над строками

Его рука чертила здесь и там

Какой-то женский профиль, и очами,

Горящими подобно двум звездам,

Он долго на него взирал и нежно

Вздыхал и хоронил его прилежно

Между листов, как тайный милый клад,

Залог надежд и будущих наград,

Как прячут иногда сухую травку,

Перо, записку, ленту иль булавку…

87

Но кто ж она? Что пользы ей вскружить

Неопытную голову, впервые

Сердечный мир дыханьем возмутить

И взволновать надежды огневые?

К чему?.. Он слишком молод, чтоб любить,

Со всем искусством древнего Фоблаза.

Его любовь, как снег вершин Кавказа,

Чиста, — тепла, как небо южных стран…

Ему ль платить обманом за обман?..

Но кто ж она? — Не модная вертушка,

А просто дочь буфетчика, Маврушка…

88

И Саша был четырнадцати лет.

Он привыкал (скажу вам под секретом,

Хоть важности большой во всем том нет)

Толкаться меж служанок. Часто летом,

Когда луна бросала томный свет

На тихий сад, на свод густых акаций,

И с шопотом толпа домашних граций

В аллее кралась, — легкою стопой

Он догонял их; и, шутя, порой,

Его невинность (вы поймете сами)

Они дразнили дерзкими перстами.

89

Но между них он отличал одну:

В ней было всё, что увлекает душу,

Волнует мысли и мешает сну.

Но я, друзья, покой ваш не нарушу

И на портрет накину пелену.

Ее любил мой Саша той любовью,

Которая по жилам с юной кровью

Течет огнем, клокочет и кипит.

Боролись в нем желание и стыд;

Он долго думал, как в любви открыться, —

Но надобно ж на что-нибудь решиться.

90

И мудрено ль? Четырнадцати лет

Я сам страдал от каждой женской рожи

И простодушно уверял весь свет,

Что друг на дружку все они похожи.

Волнующихся персей нежный цвет

И алых уст горячее дыханье

Во мне рождали чудные желанья;

Я трепетал, когда моя рука

Атласных плеч касалася слегка,

Но лишь в мечтах я видел без покрова

Всё, что для вас, конечно, уж не ново…

91

Он потерял и сон и аппетит,

Молчал весь день и бредил в ночь, бывало,

По коридору бродит и грустит,

И ждет, чтоб платье мимо прожужжало,

Чтоб ясный взор мелькнул… Суровый вид

Приняв, он иногда улыбкой хладной

Ответствовал на взор ее отрадный…

Любовь же неизбежна, как судьба,

А с сердцем страх невыгодна борьба!

Итак, мой Саша кончил с ним возиться

И положил с Маврушей объясниться.

92

Случилось это летом, в знойный день.

По мостовой широкими клубами