Том 4. Пьесы 1865-1867 - [22]

Таких и надо нам. Вся дворня лоском

Теперь лежит.

Дубровин

А мы с тобой не пьяны, —

И молодцы-робята.

Садятся на скамьях.

Сторож

Ты, выходит,

На службу к нам задаться хочешь, парень,

За нашего боярина?

Дубровин

Нешто́!

Своим домком не жить, достатков нету.

Неволя, брат, куда не занесет,

Я сирота.

Сторож

За много ль?

Дубровин

Полчетвёрта

Рубля прошу, а не дадут, так за три.

Возьму, пропью, а там навек кабальный.

Давай попьем.

(Достает сулейку и жестяную чарку.)

Сторож

И то гораздо пьяны.

Дубровин

Ну вот беда! Проспишься, а назавтра

Опохмелю.

Пьют.

Сторож

Да спать-то не придется.

Терёнька спит как мертвый, не разбудишь

Ничем его. Один я на стороже.

Дубровин

Да что стеречь в пустом саду? Диви бы

Поспело что! Вот яблоки поспеют,

Тогда беда.

Сторож

Да нешто мы как люди!

Велят тебе беречь пустое место —

И береги. А что украсть-то, парень!

Каб было что, свои б давно украли.

Ну право, так!

Дубровин

Давай свою дубину!

Ты ляг, усни, а я стучать примусь,

Послушают и скажут, что исправны.

Да что не пьешь? Допей, остатки сладки.

Сторож

Осилить ли? Тут много.

Дубровин

Поневолься.

Не каждый день вино у вас.

Сторож

Вестимо.

Вон люди в праздник пьют, а мы не так:

У нас когда вино, тогда и праздник.

(Допивает.)

Дубровин

А задние ворота запирают

Замком у вас?

Сторож

Замком, а прикалиток

Гвоздем забит. Ну, парень, забирает

Меня дюжо. Пьяней вина я, парень.

Дубровин

Размок язык, так спи.

(Толкает, тот падает и хочет подняться.)

Небось не встанешь!

Другой медведь того не выпьет, сколько

Сегодня ты. Ай сторожа!

(Замахивается дубиной.)

Ну! смерти

Аль живота?

Сторож

(в полусне)

Робятушки, он вор!

Робятушки!

Дубровин

Немного набормочешь.

Сторож засыпает. Дубровин идет к воротам и отмыкает калитку.

Ты, Резвый, здесь?

Резвый входит в калитку.

Резвый

Мы тут с Кубасом бродим;

У лошадей Шишига.

Дубровин

А боярин?

Резвый

Недалеко гуляет.

Дубровин

Ну, смотри же,

Не выдавай! Мы их вдвоем осилим;

А те пусть ждут у кСней. Да потише,

Не полошить народ! За вас заступа,

Вам нечего бояться: Бастрюковы

Не выдадут своих покорных слуг;

А мне попасть, так с головой проститься.

Резвый

Да тут все глушь, все зАдворки выходят,

Собаки нет живой; с лица так людно.

В лопушнике присядем, кто увидит!

Так я пойду?

Дубровин

Иди!

Резвый уходит.

Заныло сердце

Ретивое, душа захолонула.

Олёнушка! два года не видались,

Вот Бог привел, да каково-то встретит

Она меня? Я чай, совсем забыла

И бросила Романа своего.

А как мы с ней любовно поживали,

Весь день с утра и до ночи все смехи

Да радости у нас, налюбоваться

Не можем друг на друга всласть да в сытость,

И таково нам весело: и люди

Дивуются и говорят, бывало:

«Такой-то смех веселый у Олены,

Что слушаешь и сам смеешься с ней».

Уйдешь с двора поутру, в лавку сядешь,

А все с ума нейдет Оленин голос,

А все в ушах веселый смех звенит.

А тут сама бежит ко мне, подсядет,

Прижмется вся, полой ее закрою

По самую по шею, только щеки

Алеются, да черные сокольи

Глаза глядят из-под бровей собольих,

Огнем горят, как звезды, искры сыплют.

Идут купцы, идут бояре, смотрят,

Дивуются на нас, глядеть им любо,

Как ладно с ней сидим мы и торгуем.

Куда теперь? Куда с тобой я денусь?

Неужто мне угла на белом свете

Не сыщется? Ужли опять по-волчьи

В лесу бродить! Повыточу вострее

Булатный нож да первую ее

Из рук своих зарежу, чтоб не знала,

Не ведала ни нашей вольной воли,

Ни нашей злой и неминучей доли.

Ужли же мне ее, мою голубку,

К нечистым псам вести? За что ж ей, веку

Не доживя, кипеть в аду кромешном,

Грабеж, дележ, питье, литье хмельное,

Да хриплый крик, да пьяный вопль, да драку,

Зуб за зуб брань, ножовые тычки,

Божбу, клятье, святыни обруганье, —

С чего у нас-то, окаянных, волос

Вздымает дыбом, леденеет кровь, —

Ей заживо увидеть и услышать!

Гульба гульбой, а впереди-то пытка.

Всему пора да время. Сколько вору

Ни воровать, кнута не миновать.

Обрушит черт, наткнешься на разъезды:

Убьют тебя, так счастье, а как свяжут,

Перекуют попарно да к расспросу

Потянут всех, и ей идти с ворами,

Терпеть безвинно воровскую кару…

Олена идет из терема, за ней шут.

Явление второе

Дубровин, Олена и шут (в кустах).

Дубровин

Идут.

Олена

Роман!

(Отвернувшись, плачет.)

Дубровин

С чего же ты, Олена,

Заплакала? От радости иль с горя?

Олена

Да Господи! Да как же! Не во сне ли?

Взгляни сюда! Роман и есть! Голубчик!

(Припадает к нему на грудь.)

Ну где ж ты был?

Дубровин

В лесах бродил.

Олена

Да как же

Без крова-то? Весна да осень — дождь,

Зима-то — снег; в лесу-то зверь рыскучий.

На чем прилечь в ночи, а в непогоду

Обсохнуть где?

Дубровин

Да видишь, цел вернулся,

Так что ж тебе? Что было, то прошло.

Олена

Кто мыл, кто шил тебе? Чужие руки

Такие ли, как женины? Кажи-ка

Сорочку-то!

(Плачет.)

Суровая какая.

Такие ли я шила! Ишь ты, ворот

Не вышитый. А я, бывало, шелком

И рукава и ворот изошью.

Какой кафтан-то смурый! На бурлаках

Такие-то.

(Плачет.)

Дубровин

А ты молись-ка Богу,

Что сам-то цел!

Олена

Романушка, по-Божьи,

Скажи ты мне всю правду. Не видались

Два года мы. Ужли ты женской ласки

Не видывал, так сиротой и жил?

Ни девушки, ни бабы не любили,

Молодчика, тебя? Скажи, мой милый,

Не осержусь.

Дубровин

Всю правду говорить?

Олена

Ну, говори!

Дубровин

В сиротской нашей доле

До ласки ли, Олена? А взгрустнется,

Бывало, мне, — присядешь, горько всплакнешь,

Придет ко мне, бывало, пожалеет,