Том 4. Начало конца комедии - [144]
Маня и Павел сидят на балконном подоконнике.
МАНЯ. Значит, ты по подросткам работаешь?
ПАВЕЛ. Ага. И семейным правом интересуюсь. Тебе тут скучно?
МАНЯ. Ага. (Напевает.) «На германской войне только пушки в цене…»
ПАВЕЛ. Не секрет, что семья стоит у истоков аморальных тенденций, проявляющихся в правонарушениях некоторых подростков.
МАНЯ. Кто больше нарушает: мальчишки или девчонки?
ПАВЕЛ. В развитом социализме или по мировой статистике?
МАНЯ (напевает). «На германской войне только пушки в цене… а невесту другой успокоит…»
ПАВЕЛ. Ноги у тебя очень красивые, но, конфециально, ты бы здесь… ну, не очень их показывала…
МАНЯ. Я в колготках, внучек. Да мне и не жалко: пускай хоть вся семья любуется.
ПАВЕЛ. У тебя косы были?
МАНЯ. Мать заставляла. А как предки разошлись, так я их обрезала.
ПАВЕЛ. Да, большое влияние оказывает семья от самой малой мелочи до решения всего комплекса общесоциальных проблем.
МАНЯ. Ага… Выходит, Надежда Константиновна всю жизнь шарики крутила? А по портрету не скажешь, да?
ПАВЕЛ. Конец двадцатых — начало тридцатых годов характеризовались ослаблением семейных уз. А в условиях развитого социализма семья принимает все большее значение в решении общесоциальных и воспитательных проблем.
МАНЯ. Точно. (Задирает коленки еще выше.) В семье молодежь получает первые уроки идейной убежденности и, если конфециально, бережного отношения к соцсобственности, ага?
ПАВЕЛ. Это ты смеешься или издеваешься?
МАНЯ. Нет, серьезно. (Напевает.) «На германской войне только пушки в цене… да и нынче вы все холостые…»
ПАВЕЛ. Замуж хочешь?
МАНЯ. Ага. Я, как и ты, детишек люблю. Да и читала где-то, что у замужних женщин чувство вины, связанное с внебрачными половыми связями, слабее выражено и реже встречается, нежели в случае добрачных грехов.
ПАВЕЛ. Вообще-то точно! А учиться после школы думаешь?
МАНЯ. Не-а. Образованные, если по мировой статистике, грешат больше. В ПТУ пойду: аптекарь-фармацевт. Чего молчишь?
ПАВЕЛ. Про твою косу думаю. Факт ее обрезания очень интересен с точки зрения некоторых аспектов поведения подростков, а подросток — проблема вечная. Небось все-таки плакала, когда резала?
МАНЯ. Ты фактический идиот или только чучело из себя валяешь?
ПАВЕЛ. Сам не знаю. Понимаешь, коса — большое дело. Ею девушки самые разные, если конфециально говорить, легко могут пороки прикрывать. Коса — отличная маскировка, а вы их режете. Тут вот и зарыта какая-то собака.
МАНЯ. Слушай, внучек, а целоваться ты хорошо умеешь? Чего уши насторожил? Давай за штору залезем и я тебя проэкзаменую?
ПАВЕЛ. Ну, ты даешь!
МАНЯ. Ладно. Считай, я пошутила. Про косы слушай. У всех порядочных девочек косы в крысиные хвостики превращаются уже к пятому классу — от долбежки. Вот и пришлось обрезание совершить.
Павел глубоко задумывается, машинально напевая: «На германской войне только пушки в цене, а невесту другой успокоит…»
МАНЯ. Сейчас в столовке сидит такая девица с крысиным хвостом — умная, в черном свитере и на кривых каблуках. Лет тридцать. Опрокинула в тарелку на свою люля-кебаб полную перечницу. И вилкой молотый перец с тарелки обратно в перечницу собирает. Я говорю: ножом удобнее! Она рукой махнула и сожрала люля-кебабу вместе с перцем. А? Вот дура! Она еще и кусок лимона съела, а он от перца коричневый. Не скучай, внучек!
Явление профессора Башкирова. Сперва вкатывается детская колясочка, а за ней входит и он сам. На поддоне колясочки банки с грибами.
ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Рано или поздно он убьет ребенка! Собаку-то хоть вывел?
БАШКИРОВ. Здравствуйте, товарищи! Кто из вас еще не был в туалете? Прошу сразу взглянуть туда! Это я привез из Парижа канареечный унитаз, я! А почему телевизор не включен? «Зенит» играет, а у них телевизор не включен! Слушайте, Зайцев, опять Эванс звонил. Утверждает, что на трех и восемь десятых альбедо еще меньше, чем я считал! Сукин сын этот Эванс!
ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Черт с ним. Не делайте из мухи слона. Ну, статью задержим — великое дело… Садись, будь друг, к телевизору и прости, что я твою жену похитил на этот веселый вечерок. Но куда мне без хозяйки — сам видишь. Сейчас еще иностранцы приедут, черт бы их вместе с Эвансом побрал!
ИРАИДА РОДИОНОВНА (просыпается). А ты откуда? Ему поисть надо. Вырос же такой большой балбес… Мужчина, как поест, так враз добреет… (Засыпает.)
Детский плач из коляски.
ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Гуленька, Гуленька, мама твоя здесь, ну, что ты, маленький, сладенький мой…
БАШКИРОВ (включает телевизор, отбирает у жены коляску). Ты, Галюха, занимайся своими делами. Гулька на моем попечении. Знаете, товарищи, хорошие французские писатели утверждают, что только через дочерей мужчины узнают о том, сколько нежности аккумулировано в женщине. Но у нас, увы, сын!
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ (возвращается в кабинет). Потрясающий толчок!
БАШКИРОВ (оглушительно хохочет). Вы поглядели бы, как я с этим натюрмортом на таможне кувыркался! Ну, что мне делать, если я своего шефа люблю?
