Том 4. Москва и москвичи. Стихотворения - [128]

Нескончаемой длины…

Телеграф гудит высоко,

Полосатая верста,

Да часовенка в сторонке

У ракитова куста.

Пыль клубится предо мною

Ближе… ближе. Стук шагов,

Мерный звон цепей железных

Да тревожный лязг штыков…

«Помогите нам, несчастным,

Помогите, бедным, нам!..»

Так поют под звон железа,

Что приковано к ногам.

Но сквозь пыль штыки сверкают,

Блещут ружья на плечах,

Дальше серые шеренги —

Все закованы в цепях.

Враг и друг соединились,

Всех связал железный прут,

И под строгим караулом

Люди в каторгу бредут!

Но настал конец.

Дорога,

Что за мной и предо мной,

Не услышит звон кандальный

Над зеленой пеленой…

Я спокоен — не увижу

Здесь картин забытых дней,

Не услышу песен стоны,

Лязг штыков и звон цепей…

Я иду вперед спокойный…

Чу!.. свисток. На всех парах

Вдаль к востоку мчится поезд,

Часовые на постах,

На площадках возле двери,

Где один, где двое в ряд…

А в оконца, сквозь решетки,

Шапки серые глядят!

Памяти А. Н. Плещеева

Пред нами свежая могила…

Иль так природой суждено,

Чтоб все — талант, надежда, сила,

Все было в ней погребено?..

Нет, нет… Не все!

Лишь только тело,

Лишь тленный прах от нас уйдет,

Но мы, друзья, мы верим смело,

Душа в твореньях не умрет!..

Ты нас учил вперед стремиться,

Мрак ненавидеть, верить в свет,

Учил страдать и с тьмою биться,

Учил весь мир любить, поэт!

И не умрут твои творенья,

Живая заповедь твоя:

«Вперед! без страха и сомненья

На подвиг доблестный, друзья!».

Запорожцы

У Карла пир. Как моря волны,

Как в бурю грозная река,

Шумят кругом, отваги полны,

Непобедимые войска.

Обносят чаши круговые,

Горит смоленых бочек ряд,

И грозно песни боевые

В туманном воздухе звучат.

Герой войны, любимец славы,

Пирует Карл меж русских нив,

Непобедимы скандинавы,

Пока их вождь бессмертный жив,

И за здоровье дорогое

Того, кто им и друг, и брат,

Пьет лихо войско удалое,

И слышны клики: «Карл, виват!»

И Карл встает. Движенья просты,

Величья полн спокойный вид.

И отвечает он на тосты

И снова пить и петь велит.

А рядом с Карлом, с чашей пенной,

Сидит весь в бархате старик:

Усы седые, взгляд надменный,

То ласков, то суров и дик,

Глаза полны огня и тайны

(Была, знать, доля не легка)…

И снова тосты:

«За Украину, и за Мазепу-старика!»

Пир для него. Привычной лестью

Сумел он Карлу обещать

Свою Украину. Клялся честью,

Что запорожцев грозных рать

Отдастся Карлу. А с такою

Удалой ратью, как они,

Победы нет, где нет лишь бою.

«Да вот идут они: взгляни!» —

Вскричал Мазепа…

Темной тучей

Вилася пыль в степной дали,

Вот рати, грозной и могучей,

Уж видны люди… Все в пыли…

В поту, измучены их кони,

Покрыл их степи прах густой,

Как будто мчались от погони

Иль завершили жаркий бой.

Остановились. В изумленьи

Карл смотрит на своих гостей.

Пройдя полсвета без сомненья,

Таких не видел он людей,

Кто в чем одет. На том папаха,

Из черна соболя окол,

На том парчовая рубаха,

На этом бархат, этот гол,

И лишь полгруди закрывают

Усы, почти в аршин длины.

Зато оружьем щеголяют

Удалой Хортицы сыны

Пред войском, как из бронзы слитый,

Гарцует стройный исполин,

То атаман их знаменитый,

То — Гордиенко Константин.

Он в кунтуше и черной бурке,

Ничуть не скрывшей тонкий стан;

В Царьграде отнятый у турки,

Блестит в алмазах ятаган.

Из-под папахи чуб курчавый

Через плечо на грудь упал…

Такой фигуры величавой

Никто из шведов не видал.

Ведет Мазепа к Карлу гостя,

И грозный атаман пред ним.

— Вот. Гордиенко славный, Костя,

Пред кем дрожат поляк и Крым.

Вот войска нашего отрада,

Опора запорожских сил,

Не раз твердыни Цареграда

Удалый рыцарь наш громил.

Вот он, надежда Запорожья,

Косматых рыцарей кумир!

Коль Костя твой да воля божья,

Так покоришь ты целый мир.

И подал руку Карл герою

И с атаманом рядом сел,

И снова с чашей круговою

Пир прекращенный закипел.

Несут два шведа чашу гостю,

С почетом Карл пред ним встает.

— Будь здрав, король!

И залпом Костя

До дна всю эту чашу пьет.

— Вино не то, что у поляков,

Король умеет угощать,

Да есть обычай у казаков:

Налей еще, чтоб не хромать!

Удивлены и Карл и шведы,

Но чашу новую несут,

Над этой чашею победы

От гостя страшного не ждут.

— Казак готов и пить и к бою,

Нам пир иль схватка — все одно.

Но чашу взял одной рукою

И показал сухое дно!

— Здоровы будьте, братцы шведы,

Еще за вас я буду пить,

Желаю над врагом победы

И помогу вам победить.

— Не так ли молвил я, громада,

Что в пир, что в бой — цена одна?..

Король, и хлопцам выпить надо!

И крикнул Карл:

— Подать вина!

Пируют шведы с казаками,

Гуляют об руку рука.

И обнимаются друзьями

Соединенные войска.

Потом потехи ради, игры

Пошли, потешились борьбой;

В пустыне так играют тигры,

Так львы играют меж собой.

Выходит швед, высок и строен,

Толпой собратьев окружен,

На вид он весел и спокоен,

И ждет борца с улыбкой он.

То Гинтерфельд, что прозван «Пушка»,

Телохранитель короля.

Коня поднять ему — игрушка,

Едва несет его земля.

В телохранители недавно

Совсем случайно он попал,

Теперь же имя это славно,

И редкий швед его не знал.

Раз ночью Карл, один, сурово,

Весь лагерь свой обозревал

И у орудья часового

Случайно сонного застал.

То Гинтерфельд был. Зная это, —

Что часовой не может сесть, —

В испуге пушку сняв с лафета,

Он быстро ею отдал честь.

Остановился, озадачен,

Карл изумленный перед ним,

И Гинтерфельд был им назначен

Телохранителем своим

И «Пушкой» прозван. И с поры той