Том 4 - [186]

С чисто фактической стороны «Запечатленный ангел» довольно точно отражает достигнутый тогда наукой о русской иконописи уровень знаний. Так, Лесков повторяет деление на иконописные школы, изложенное у Ровинского; вслед за современниками он повторяет ошибочную датировку Ватиканских створов русской работы XIII веком; не знает, что описанные им как очень древние, особо чтимые героями рассказа иконы ангела-хранителя и богородицы на самом деле никак не старше второй половины XVII века, и т. д.

В критике 1870-х годов «Запечатленный ангел» получил в общем положительную оценку. Критика с удовлетворением отмечала, что в новом произведении Лескова нет «злокозненных нигилистов» («Новое время», 1873, № 55, 28 февраля, «Журналистика»). Тогда еще либерал В. Буренин писал («С. Петербургские ведомости»,1873, № 61, 3 марта, «Журналистика»): «Относительно формы повести я позволю себе высказать слово похвалы. Говорю «позволю себе», потому что г. Лесков имеет такую литературную репутацию, что хвалить его есть своего рода смелость. Но рискнем похвалой на этот раз; быть может, она повлияет на г. Стебницкого благоприятно и будет способствовать тому, что в следующих своих произведениях он воздержится хоть от двух-трех «стебницизмов». Похвала моя относится к языку повести. Автор ведет рассказ от лица раскольника, и надо отдать справедливость авторскому дарованию: язык этого раскольника выходит у него очень типичным и оригинальным. Видно, что г. Стебницкий добросовестно вчитывался в произведения раскольничьей литературы и прислушивался к живому говору раскольников». Однако критика единодушно осуждала концовку повести, указывая, что обращение раскольников в православие носит «водевильно-комический» характер (С. Т. Герцо-Виноградский. Очерки современной журналистики — «Одесский вестник», 1873, № 88, 25 апреля). К общей положительной оценке «Запечатленного ангела» (хотя и с осуждением развязки); присоединился и Ф. М. Достоевский, печатавший тогда в «Гражданине» свой «Дневник писателя» («Смятенный вид» — Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений, М. — Л., т. 11, 1929, стр. 55–57). В другой статье «Дневника писателя», уже полемического содержания («Ряженый» — там же, стр. 89–92), Достоевский дал очень интересное определение стилистического своеобразия Лескова, впервые с такой полнотой проявившегося именно в «Запечатленном ангеле». Речевую характеристику, принятую Лесковым для своих героев, Достоевский назвал эссенциями «У типиста-художника он (герой. — И. С.) говорит характерностями сплошь, по записанному, — и выходит неправда. Выведенный тип говорит как по книге. Публика хвалит, ну а опытного старого литератора не надуете» («Ряженый» — там же, стр. 90).

Дружное осуждение критикой развязки «Запечатленного ангела» запомнилось Лескову. Через десять лет в заключительной главе «Печерских антиков» («Киевская старина», 1883, т. V, апрель) Лесков написал «нечто вроде пародии» на финал «Запечатленного ангела»: «Такого происшествия, какое передано в рассказе, в Киеве никогда не происходило, то есть никакой иконы старовер не крал и по цепям через Днепр не переносил. А было действительно только следующее: однажды, когда цепи были уже натянуты, один калужский каменщик, по уполномочию от товарищей, сходил во время пасхальной заутрени с киевского берега на черниговский по цепям, но не за иконою, а за водкою, которая на той стороне Днепра продавалась тогда много дешевле. Налив бочонок водки, отважный ходок повесил его себе на шею и, имея в руках шест, который служил ему балансом, благополучно возвратился на киевский берег с своею корчемною ношею, которая и была здесь распита во славу св. пасхи.

Отважный переход по цепям действительно послужил мне темою для изображения отчаянной русской удали, но цель действия и вообще вся история «Запечатленного ангела», конечно, иная, и она мною просто вымышлена» (см. Собрание сочинений Н. С. Лескова, т. 10, СПб, 1890, стр. 419).

Очарованный странник

Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений, СПб., 1889, т. 2, стр. 291–443, с исправлениями по первой газетной публикации («Русский мир», 1873, №№ 272, 274, 276, 281, 283, 286, 288, 290, 293, 295, 297, 300, 302, 304, 307, 309 и 311 — «Очарованный странник, его жизнь, опыты, мнения и приключения. Рассказ. Посвящается Сергею Егоровичу Кушелеву»); и по отдельному изданию («Очарованный странник. Рассказ Н. С. Лескова», СПб., 1874).

Повесть «Очарованный странник» (по Лескову — «рассказ»); была, по всей вероятности, задумана после летней поездки Н. С. Лескова в 1872 году по Ладожскому озеру, давшей ему материал для последней части «Очарованного странника». В первоначальном виде под названием «Черноземный Телемак» рассказ был послан в «Русский вестник», по-видимому в начале 1873 года. 8 мая 1873 года Н. А. Любимов сообщил Лескову отказ Каткова: «Михаил Никифорович прочел «Черноземного Телемака» и после колебаний пришел к заключению, что печатать эту вещь будет неудобно. Не говоря о некоторых эпизодах, как, например, о Филарете и св. Сергии, вся вещь кажется ему скорее сырым материалом для выделки фигур, теперь весьма туманных, чем выделанным описанием чего-либо действительности возможного и происходящего… Он советует вам подождать печатать эту вещь, самый мотив которой может, по его мнению, выделаться во что-либо хорошее» (см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 296). В письме к Щебальскому («Шестидесятые годы», Стр. 327, письмо от 4 января 1873 г.), отвечая на его критические замечания об «Очарованном страннике», Лесков писал уже после публикации повести, имея в виду мнение редакции «Русского вестника» вообще: «Нельзя от картин требовать того, что Вы требуете. Это жанр, а жанр надо брать на одну мерку: искусен он или нет? Какие же тут проводить направления? Этак оно обратится в ярмо для искусства и удавит его, как быка давит веревка, привязанная к колесу. Потом: почему же лицо самого героя должно непременно стушевываться? Что это за требование? А Дон-Кихот, а Телемак, а Чичиков? Почему не идти рядом и среде и герою?»