Том 4. Кресси. Трилогия - [168]

Кровь бросилась в лицо Бранту, как будто в приписке заключался скрытый и притом личный намек. Он подумал о собственной жене.

По странному совпадению дня через два за обедом разговор как раз зашел о страстности политических убеждений южанок — вероятно, следствие того, что им пришлось пережить за последнее время.

Сидя во главе стола, Брант задумался и почти не прислушивался к взволнованной речи полковника Стренджвейса из штаба бригады.

— Нет, сэр, — негодующим тоном твердил этот воин, — поверьте моему слову! В этом смысле нельзя доверять ни одной южанке, будь она даже сестра, возлюбленная или жена. А если ей довериться, она сумеет провести любого мужчину, как бы он ей ни был близок!

Воцарилась мертвая тишина, у локтя оратора предостерегающе зазвенел бокал. Брант инстинктивно почувствовал на себе беглые сочувственные взгляды, а затем разговор внезапно перешел на другую тему — все это не могло не привлечь его внимания, даже если бы он не слышал слов полковника. Однако по лицу его ничего нельзя было прочесть. Никогда прежде он не думал, что его семейные дела известны окружающим, хотя, с другой стороны, он и не делал из них тайны. Ему и в голову не приходило, что такое, чисто личное несчастье может представлять интерес для других. И даже теперь он был несколько смущен своей, как он считал, чувствительностью к подобного рода пересудам, которых сам всегда гордо чуждался.

Его язвительная догадка о реакции мисс Фолкнер на запрет общаться с военными оказалась близкой к истине. Действительно, в часы, свободные от таинственных забот о дядюшкином имуществе, эта барышня, то и дело появлялась в саду и в окрестных лесах. И хотя ее присутствие для каждого слоняющегося без дела офицера или сменившегося караульного было сигналом «кругом марш», она смотрела на случайные встречи с ними, по-видимому, уже без прежнего отвращения. Однажды, когда она вскарабкалась на ограду, чтобы сорвать цветок магнолии, стул, который она приставила, опрокинулся, так что она не могла спуститься. Тотчас же, по сигналу из караульного помещения, появились два сапера и минеры со штурмовой лесенкой, которую они молча приставили к стене и так же молча удалились. В другой раз норовистая барышня, способная, по мнению Бранта, принять смерть в бою ради своих убеждений, находясь в поле, попала в постыдное затруднение из-за самого грозного домашнего животного — бродячей, непривязанной коровы. Брант не мог сдержать улыбки, когда услышал быстрый, резкий сигнал: «Караулу выйти!» — и увидел, как солдаты с примкнутыми штыками флегматично маршируют «на сближение» с перепуганным животным, которое в конце концов обратилось в бегство, дав возможность прелестной даме сконфуженно возвратиться домой. Он удивился, однако, когда она задержалась возле его двери и сказала дрожащим от обиды голосом:

— Благодарю вас, сэр, за ваш рыцарский поступок, вы изволите потешаться над беззащитной женщиной.

— Очень жаль, мисс Фолкнер, — начал Брант совершенно серьезно, — если вы думаете, что мне так же легко держать под контролем передвижения рогатого скота, как…

Но тут он осекся, заметив, когда она метнула в него яростный взгляд, что синие глаза ее полны слез. Она резко повернулась и ушла.

На следующее утро, испытывая легкие угрызения совести, он при встрече с мисс Фолкнер прибавил к обычному поклону слова приветствия, но она укоризненно промолчала. Несколько позже, днем, ее служанка передала ему вежливую просьбу принять ее хозяйку, и он с облегчением увидел, что мисс Фолкнер вошла к нему уже не вызывающе, а скорее с видом женщины, покорившейся своей участи, глубоко оскорбленной, но не отвергающей примирения.

— Я считаю нужным сообщить вам, — начала она холодно, — что послезавтра, вероятно, закончу свои дела и смогу освободить вас от своего присутствия. Я заметила, — добавила она с горечью, — да и не могла не заметить, как оно вас тяготит.

— Надеюсь, — холодно ответил Брант, — что никто из моих джентльменов…

— Нет! — перебила она с прежней запальчивостью, нетерпеливо взмахнув рукой. — Неужели вы могли подумать, что я говорю… что я хотя бы думаю о них? Какое мне до них дело?

— Благодарю вас. Весьма рад, что они вас не интересуют; значит, вы выполнили мое пожелание и обратили свою враждебность против меня одного, — спокойно ответил Брант. — А, раз так, я не вижу никаких оснований к тому, чтобы вы спешили с отъездом.

Она немедленно встала.

— Я нашла женщину, — медленно сказала она, с трудом сохраняя самообладание, — которая сможет взять на себя мои обязанности. Она служит у одного из ваших соседей, старого друга моего дяди. Она знает этот дом и наше имущество. Я дам ей все нужные указания и, если хотите, письменное распоряжение. Она и сейчас бывает здесь, и ее посещения не принесут вам никакого беспокойства. А так как она рабыня, или, как у вас, кажется, принято говорить, невольница, то она уже привыкла к тому, как обращаются северяне с людьми ее класса.

Не задержавшись, чтобы посмотреть, какой эффект произведет ее парфянская стрела, мисс Фолкнер гордо вышла из комнаты.

«Не понимаю, что ей нужно, — думал Брант, прислушиваясь к быстрым шагам, затихающим в коридоре. — Одно ясно, эта женщина слишком несдержанна, чтобы быть шпионкой».