Том 4. Кресси. Трилогия - [159]

Сойдя с коня, он подошел к дому со стороны сада. Он хорошо знал низкий сводчатый проход, ведущий в кабинет, откуда можно было пройти в патио, но случилось так, что он вошел в темный проход в тот самый момент, когда Кларенс втолкнул Сюзи в кабинет и захлопнул дверь. Сперва Пинкни подумал, что в кабинете укрылась миссис Брант, но, пока он осторожно пробирался вперед, звуки ее голоса послышались из патио. Судя по ее тону, она как будто молила о чем-то, и, движимый острым любопытством, он пошел дальше по проходу. Вдруг в ее голосе зазвучали упрек и злоба, в ушах его прозвенело: «Лжешь!» Затем он услышал, как Кларенс с презрением произнес его собственное имя, последовал быстрый шорох платья, стук ворот, и тогда, забыв все на свете, он ворвался в патио.

Кларенс как раз обернулся от ворот, на его щеке еще горел след женской руки. Он заметил, что глаза капитана Пинкни устремлены на этот след и на его губах играет легкая полунасмешливая, полуистерическая улыбка. Не вздрогнув, ничем не выдав своего удивления, он запер ворота и, повернувшись к Пинкни, произнес холодно и раздельно:

— Благодарю, что вы так скоро вернулись и поняли, что мне от вас нужно.

Но капитан Пинкни, услышав эти многозначительные слова, сразу обрел свою высокомерную развязность.

— Как видно, сэр, вы уже получили кое-что от кого-то другого… а впрочем, я к вашим услугам, — сказал он небрежно.

— Можете считать, что я получил это кое-что от вас, — сказал Кларенс, придвигаясь ближе с каменным лицом. — Надеюсь, мне не придется возвращать вам это кое-что для того, чтобы вы меня поняли.

— Продолжайте! — ответил Пинкни, слегка покраснев. — Назначьте свои условия, я готов.

— А я нет, — неожиданно раздался у ворот голос помощника шерифа. — Простите, что помешал, джентльмены, но такие вещи не входят в мое предписание. Я отпустил этого джентльмена, — он указал на капитана Пинкни, — на одну минуту, чтобы он мог попрощаться с дамой, которая, кажется, только что, никого не спросив, уехала со служанкой в своей пролетке, но я не рассчитывал, что он ввяжется в другое дело, которое может помешать мне доставить задержанного в целости и сохранности в суд. Понятно?

Когда Кларенс отпер ворота, полицейский добавил:

— Я не хочу портить джентльменам забаву, но вам придется подождать, пока я исполню свой долг.

— Я встречусь с вами, сэр, где угодно, и выбор оружия предоставлю вам, — сказал Пинкни, злобно поворачиваясь к Кларенсу, — только так закончится этот фарс, за который ответственны вы и ваши друзья.

Он был в ярости, узнав, что миссис Брант от него ускользнула.

Ее муж думал совсем о другом.

— А где же гарантия, — спросил он умышленно оскорбительным тоном, — что вы отправитесь отсюда вместе с помощником шерифа?

— Мое слово, сэр, — резко ответил Пинкни.

— А если этого мало, то и мое в придачу, — подтвердил помощник шерифа. — Пусть только этот джентльмен свернет вправо или влево по пути в Санта-Инес — я сам просверлю в нем дырку. А это, — добавил он, точно хотел смягчить свои слова, — что-нибудь да значит, когда такое говорит человек, который не желает мешать чужой забаве. Я и сам не прочь полюбоваться на честную игру хоть завтра в Санта-Инес в любое время до завтрака.

— Тогда я могу рассчитывать на вас, — сказал Кларенс, порывисто протягивая ему руку.

Полицейский после минутного колебания пожал ее.

— Этого я не ожидал, — сказал он медленно. — Но вы вроде бы говорите серьезно, и если у вас нет никого другого на примете, я приду! Этот джентльмен, наверно, приведет своих друзей.

— Я буду там в шесть часов со своими секундантами, — коротко сказал Пинкни. — Пошли.

Ворота захлопнулись за ними. Кларенс стоял, оглядывая пустой патио и безмолвный дом, откуда, как было теперь ясно, услали слуг, чтобы обеспечить тайну заговора. Несмотря на свое хладнокровие и самообладание, Кларенс минуту стоял в нерешительности. До него донесся звук голосов из зимнего сада — легкий, беспечный смех Сюзи и хриповатый голос Хукера. Он совсем забыл, что они здесь, забыл об их существовании!

По-прежнему рассчитывая на свою выдержку, Кларенс окликнул Хукера обычным голосом. Этот джентльмен не замедлил появиться, пытаясь принять беспечное и равнодушное выражение, но лишь изобразив серьезную, как на похоронах, мину.

— Я должен кое-чем заняться, — сказал Кларенс, слегка улыбнувшись, — и прошу вас и Сюзи извинить меня, если я отлучусь ненадолго. Она прекрасно знает дом и может позвать слуг из флигеля, чтобы вам подали закусить, а я приду немного позже.

Убедившись по виду Хукера, что он и его жена ничего не знают о его последнем разговоре с Пинкни, Кларенс поднялся к себе в комнату. Там при тусклом свете единственной свечи он бросился в кресло, чтобы поразмыслить на свободе. Он чувствовал себя спокойным, отнюдь не возбужденным, и думать, в сущности, было не о чем. Что он сделал и что собирался сделать, было совершенно ясно; у него не было другого пути, и не к чему было его искать. Пришло то чувство облегчения, которое возникает на решающем этапе жестокой борьбы, даже в случае поражения.

Никогда прежде он не сознавал, как безнадежна и непрерывна была эта борьба, — и вот она осталась позади. Он не испытывал страха перед завтрашним днем — он встретит его, как встретил сегодняшний, с той же удивительной уверенностью, что будет на высоте положения. Не нужно было и приготовлений; завещание, по которому его имущество должно было перейти к жене, — теперь, когда они разошлись, это казалось мелочью, — лежало в его сейфе в Сан-Франциско; пистолеты были в соседней комнате. Его даже смущала собственная бесчувственность, и он прошел в спальню жены, надеясь, что в нем вызовут волнение воспоминания о прошлом. Там не было беспорядка, который говорил бы о поспешном бегстве, — все было на месте, только ящик бюро оставался открытым, как будто она что-то взяла из него в последний момент. В ящике лежали бумаги и письма, некоторые от него самого, другие — от капитана Пинкни. Ему и в голову не пришло просмотреть их, даже чтобы оправдать себя или убедиться в ее невиновности. Он знал, что его ненависть к капитану Пинкни была вызвана не столько подозрением, что он любовник его жены, сколько уверенностью, что миссис Брант и капитан — сходные между собой люди. Пинкни был мужчина ее круга, существо, враждебное Кларенсу, с ним можно было бороться, сокрушить его и отомстить. Но еще больше Кларенс ненавидел теперь свое прошлое — не из-за жены, а из-за собственной слабости, которая сделала его игрушкой в женских руках и оттолкнула от него друзей. Ради бескорыстной любви к ней он нарушил свой долг, он подавил свое честолюбие и недооценил свои возможности. Не удивительно, что и другие думали о нем не лучше, чем он сам. Кларенс Брант был скромный человек, но самолюбие скромного опаснее самолюбия честолюбца, так как он человек более высоких добродетелей и предъявляет к себе более высокие требования.