Том 4. Книга Июнь. О нежности - [89]

Аня засмеялась и сделала откровенное лицо. Откровенное лицо – это значит глядеть собеседнику прямо в глаза. Трюк, известный всем вралям. Они в опасные моменты выкатывают глаза и раздувают ноздри.

Аня засмеялась и сказала:

– Ну, конечно. Во-первых, у него есть занятие, так что работать на него не придется, и он не будет все время торчать на глазах. Во-вторых, это вполне приличный человек, чистенький, образованный.

– Странно, – перебила подруга. – Женщина выходит замуж, так сказать соединяет свою жизнь с любимым человеком, и при этом заранее радуется, что не будет его часто видеть. Воля твоя – странно. И ты думаешь, что ты его любишь?

Аня пожала плечами:

– Какая ты чудачка! Он мне нравится, мне с ним, наверное, будет хорошо. Все-таки защитник. Женщине трудно быть одинокой. Вот, например, эта история с Лизой Дукиной. Ведь если бы ее муж не треснул по уху этого нахала…

– Так, значит, ты его любишь? – настаивала подруга.

– Ну, конечно, – нетерпеливо ответила Аня. – Хотя мама говорит, что в наше время брак по любви – слишком большая и совершенно лишняя роскошь. Если подвернулся приличный человек, так и слава Богу. Мне ведь двадцать пять лет. Одиночество очень страшно, дорогая моя.

Подруга иронически опустила углы рта.

– И скоро свадьба? – спросила она.

Аня немножко смутилась и засмеялась.

– Это пока еще неизвестно. Дело в том, что он женат, ну да ведь теперь женятся исключительно женатые.

– Что ты за ерунду плетешь!

– Ну, конечно. Холостые жениться боятся, а у женатого есть навык. Ты заметь, у нас, в эмиграции, женятся либо в девятнадцать лет, либо в шестьдесят.

– А твоему сколько?

– Ему лет сорок. Но ведь это другое дело – он женат.

– Значит, разводится?

– Да, он уже начал дело. Он энергичный. Конечно, развод стоит дорого, но он много работает и все, что зарабатывает, тащит адвокату. Он даже говорил, что его жена открыла шляпную мастерскую, так что денег с него, слава Богу, не тянет. Нет, он молодчина.

– А ты его жену не видела? – с любопытством спросила подруга.

Аня засмеялась.

– Нет, не видала. Говорят, какая-то коротконогая.

– А детей у них не было?

– Н-не знаю. Об этом он ничего не говорил. Кажется, что нет. Я, знаешь ли, не люблю вести разговоры на неприятную тему. Это уже его дело, все эти дрязги. Я хочу быть светлым лучом, хочу, чтобы наши встречи были солнечными, радостными, всегда красивыми. Поверь, что только таким способом можно чего-нибудь добиться.

Подруга молчала.

– А потом, – продолжала Аня, – к чему эта глупая манера «ам слав»[48], непременно растравлять человеку душу? Что он меня любит – это ясно, иначе не бросил бы свою коротконогую дуру и не бухнул бы все, что было денег, на развод. Наверное, ему и так все это трудно дается, а тут еще я, как полагается русской женщине с глубокой душой, начну его пиявить: «страдает ли твоя жена? Может быть, ты из-за меня обидел деток?» Вздор ведь все это. Если бросил, значит, разлюбил, и не я, так другая подцепила бы его.

– Ну, что ж. Тогда и было бы не у тебя, а у другой неладно на душе.

– Ах, как глупо!

Аня сердито отвернулась.

– А скажи, – спросила подруга, – разве тебе не интересно было бы посмотреть на его жену? Я бы не утерпела. Тем более, что это так просто, раз у нее шляпная мастерская. Ты всегда можешь пойти заказать шляпку. Я бы на твоем месте пошла посмотреть, какая она.

– Разве это так важно? Ну, я вылезаю. Мне в кафе Дюпон. Прощай.

На террасе кафе народу было много. Аня вынула зеркальце, попудрилась и обвела глазами столики.

– Где же он?

Он сидел в углу перед стаканом пива и, низко нагнувшись, что-то чиркал в записной книжечке, должно быть, подсчитывал. На минуту поднял голову и, не видя Ани, опустил снова.

Аня заметила, что лицо у него озабоченное и желтое. Некрасивое лицо. Ну, да все равно.

Подошла, сделала задорную улыбку и тут же подумала: «И к чему я так стараюсь? Инстинкт. Откупаюсь от одиночества?»

Он спрятал свою книжку.

– Хотите кофе?

– Скажите, друг мой, ваша жена осталась на вашей прежней квартире?

– Да. То есть, кажется. Наверное не знаю. Откровенно говоря, не интересуюсь. Может быть, чашку шоколада?

– А дети у вас есть? У вас есть дети?

Он нетерпеливо вздохнул и постучал по столику, подзывая лакея.

– Дорогая моя девочка, – сказал он, – у меня никого и ничего нет на свете с тех пор, как я вас увидел. Ничего, кроме вас. Итак, чего же вы хотите – кофе или шоколада?

* * *

Адрес она помнила потому, что семь месяцев тому назад писала ему по этому адресу письма.

Улица была скверная, на левом берегу, у бульвара Гренелль, отельчик без лифта.

Кто у нее здесь заказывает шляпы? Что за идея заводить шляпную мастерскую в таком районе?

– Второй этаж, – ответили ей в бюро. – Ах, нет, не второй, а четвертый. Комната номер двадцатый.

– И зачем я иду? – сама на себя удивлялась Аня. – Мне даже и не любопытно. Не все ли равно, какая у него была жена? Тоже, может быть, страховалась от одиночества, да вот и не выгорело ее дело.

Нашла номер двадцатый. Постучала.

Ей открыла женщина маленького роста с очень испуганным лицом.

– Я насчет шляп, – сказала Аня.

Женщина заморгала глазами, как будто с трудом соображала в чем дело.