Том 4. Император Португальский. Возница. Предание о старом поместье. Перстень рыбака - [38]

ПОХОРОНЫ

Яну Андерссону из Скрулюкки не приходило никакого приглашения или известия о том, что он должен присутствовать на похоронах Бьёрна Хиндрикссона из Лубюн, что верно, то верно. Но ведь домочадцы Бьёрна не могли быть уверены, захочет ли Ян считать их своими родственниками после того, как он возвысился до той славы и величия, которыми был теперь окружен.

Может быть, они подумали также, что им будет трудно все устроить, как подобает, если такой человек, как он, придет на похороны. Ближайшие родственники Бьёрна Хиндрикссона, конечно, хотели ехать во главе похоронной процессии, но там, по справедливости, следовало бы оставить место для него, императора.

Они ведь не знали, что он никогда не придавал значения тому, что другие ценят превыше всего. Он оставался верен себе. Ему никогда не приходило в голову вставать на пути у тех, кто радовался возможности посидеть на почетном месте во время пира.

Чтобы не стать причиной какого-нибудь недовольства, он не пошел с утра к дому покойного перед тем, как похоронная процессия двинулась в путь, а направился прямо к церкви. И только когда зазвонили колокола и вся длинная процессия выстроилась на холме перед церковью, он вышел вперед и занял место среди родственников.

Участники похоронной процессии были, казалось, несколько удивлены его появлением, но он теперь уже привык к тому, что людей поражает его снисходительность. К таким вещам надо относиться спокойно. Наверняка они хотели поставить его в первый ряд, но на это не было времени, потому что процессия уже двинулась к кладбищу.

Когда после погребения он последовал за приглашенными на похороны и уселся в церкви на одну с ними скамью, они, казалось, снова немного смутились. Но они не успели ничего сказать о том, что он ради них спустился со своего почетного места на хорах. Нельзя же было пускаться в извинения в тот самый момент, когда зазвучал первый псалом.

После окончания богослужения, когда все повозки похоронной процессии подъехали к церкви, он уселся на большую телегу, на которой по дороге в церковь стоял гроб. Телега поедет обратно домой пустой, это он знал, а значит, ничье место он здесь не занимает. Зять и дочь Бьёрна Хиндрикссона прошли несколько раз мимо, поглядывая на него. Они, может быть, переживали, что не могут предложить ему ехать в одном из лучших экипажей, но он вовсе не хотел, чтобы ради него кому-нибудь пришлось пересаживаться. Он все равно был верен себе.

Пока он ехал из церкви, он не переставая думал о том дне, когда они с маленькой Кларой Гуллей ходили навестить этих богатых родственников. Да, теперь все переменилось, это уж точно. Кто теперь был всемогущ и почитаем? Кто теперь оказывал другим честь своим посещением?

По мере того как гости прибывали к дому покойного, их отводили в большую гостиную на первом этаже, где они раздевались. Затем появились соседи Бьёрна Хиндрикссона, которым было поручено принимать гостей, и попросили самых почетных из них подняться на второй этаж, где был накрыт стол.

Это было очень ответственное поручение — выбрать тех, кому следовало подняться наверх, потому что на таких больших похоронах невозможно было разместить за столом всех гостей сразу, и приходилось устраивать несколько застолий. Но многие сочли бы знаком полного неуважения, если бы не попали к столу в первый же раз, и никогда бы этого не простили.

Что же касается того, кто возвысился до положения императора, то он мог быть сговорчив во многих отношениях, но на том, что должен участвовать в первом застолье, он вынужден был настаивать. Иначе народ мог подумать, что он не знает, что имеет право идти впереди всех остальных.

Хотя его и не попросили подняться на верхний этаж в числе самых первых, в этом, конечно же, не было ничего страшного. Само собой разумелось, что он должен был есть одновременно с пастором и господами, поэтому ему вовсе не следовало беспокоиться.

Он в одиночестве молча сидел на скамье, поскольку здесь к нему никто не подходил поговорить об императрице. Пожалуй, он все же был немного недоволен. Когда он уходил из дома, Катрина сказала ему, что на эти похороны ему бы не надо ходить, потому что хозяева этой усадьбы принадлежат к такому высокому роду, что не церемонятся ни с королями, ни с императорами. Теперь же все выглядело так, будто она была права. Старые крестьяне, испокон веков жившие в этой усадьбе, вели себя и то лучше, чем все эти важные особы.

Собрать всех, кто должен был участвовать в первом застолье, было не так-то просто. Хозяин с хозяйкой долго ходили, отыскивая самых достойных, но к нему они не подошли.

Рядом с ним сидели две незамужние женщины, у которых не было ни малейшей надежды, что их пригласят уже сейчас, поэтому они совершенно спокойно разговаривали. Они говорили о том, как хорошо было, что Линнарт Бьёрнссон, сын Бьёрна Хиндрикссона, успел домой вовремя и смог помириться с отцом.

Собственно, вражды как таковой между ними не было. Дело в том, что тридцать лет назад, когда Линнарту было чуть более двадцати лет и он собирался жениться, он спросил старика, не позволит ли тот ему взять на себя усадьбу или не может ли как-то иначе устроить так, чтобы Линнарт получил свое собственное хозяйство. Но старый Бьёрн ответил отказом и на то, и на другое. Ему хотелось, чтобы сын остался в доме, как и прежде, и взял бы на себя усадьбу только тогда, когда старик уйдет на покой.